– На, выброси.
Девочка сделала недовольное лицо, но все же послушалась и куда-то ушла. Через несколько минут воцарилась блаженная тишина, когда ребенок перестал плакать и заснул. Эли вместе с девочкой сидели рядом с кроваткой и смотрели на лежащий в ней розовый сверток. Какое чудо этот ребенок. Эли знала, что это девочка. И знала, что она постоянно болеет чем-то. Чуть ли не с самого рождения. Она не понимала, почему так и смотрела на нее даже с некоторой жалостью. За дверями слышался шум и чьи-то голоса. Один – мужской, а второй – женский. Очень знакомые голоса, но Эли никак не могла вспомнить, кому же они принадлежат.
– Успокойтесь, сейчас стража откроет двери. Ничего не случится.
– Успокоиться? Твоя бессердечная, бессовестная интриганка сестра заперта там вместе с моими детьми, а я должна успокоиться? Пока эту дверь не отопрут, я не успокоюсь, Торис!
При последней фразе голову пронзила ужасная боль. Эли открыла глаза. Она не помнила, почему проснулась, но ей казалось, будто бы она услышала что-то важное. Голова уже не болела. В ней просто была пустота, как и прежде. Рядом мирно спала маленькая Кармели. А на соседней кровати Нора. Они втроем едва помещались в малюсенькой комнате. Но Кармели была рада, что теперь спит не одна, потому что ей было страшно по ночам, когда гасили свет. А спать при свете Нора не разрешала. С тех пор, как появилась Эли, Кармели стала прекрасно высыпаться, а потому днем меньше плакала по любому поводу.
Следующие дни тоже пролетели непонятным и запутанным вихрем. Снова крики, ссоры, попытки уборки и готовки. Нора вечно указывала Эли на какое-то предметы и говорила, что та должна с ними делать. То развесь белье. То зашей рубашку. То принеси дров со двора. Вот недавно дала ей в руки грязный котел и сказала почистить.
– Почему я должна? – удивилась Эли.
– А что же, мне одной все делать? Мама была в соседней деревне. Там про тебя никто не знает. Она сказала, ты останешься с нами, пока не вспомнишь.
Эли взяла котел, не вполне довольная этим объяснением. Она делала столько всякой работы, сколько в жизни своей не делала. Хотя, откуда ей знать… Первое время она без энтузиазма отчищала колел мокрой мочалкой, пачкаясь в масле и саже. Потом заметила, что это неприятное занятие на удивление хорошо отвлекает ее от чувства внутренней пустоты, которым она полна в последнее время. Это было неприятно и даже страшно немного – осознавать, что ты не помнишь ничего из своей прежней жизни. А когда она была занята, то не думала не о чем. Она просто жила. Здесь и сейчас. Эли сходила за водой, полюбовалась прекрасными видами на лес и широкое поле. Сходила в хлев и повидала коня, на котором приехала. Тот так радостно заржал при виде ее, что Эли стало даже неудобно, что она ничего о нем не помнит. Весь день она прибиралась в доме, штопала одежду, мыла посуду в огромном деревянном чане с водой и мылом. Вечером она пила чай, сидя на кухне с Лолией, когда дети уже спали. Женщина заботливо расспрашивала ее, не пришли ли к ней какие-нибудь воспоминания из прошлого. Эли нечего было сказать. Пустота все еще владела ей в те минуты, когда она позволяла себе задуматься о чем-то.
– Я ничего не помню. – призналась она, со стуком поставив кружку. Странный чай был на вкус. Ей казалось, что он должен быть вкуснее.
Лолия тяжело вздохнула и покачала головой.
– Очень жаль, что так. Надеюсь. Со временем воспоминания придут. Тогда мы сможем разыскать твою семью.
– А если не придут?
Лолия задумалась.
– Нет, я уверена, ты все вспомнишь, дитя.
– Что мне делать до тех пор?
– Ничего. Просто живи дальше. Надеюсь, тебе у нас не так и плохо. Хотя похвастаться нам нечем, живем бедно.