Летом сидели у костра и смотрели в небо, усыпанное яркими звездами. Зимой топили камин, над которым горделиво красовалась голова льва, вылепленная из глины и дополненная витыми буквами: «Для тепла и уюта в семье». Сэм подбрасывал дрова в камин, ворошил длинной железной кочергой угли, подливал в бокалы глинтвейн и тянулся к жене. Осоловелые от жаркого огня, липучего напитка и поцелуев, супруги верили в бесконечность тепла своего дома и в прочность семейных уз.

Дни осени и весны выпадали на семейные торжества в доме у свекрови. После застолий Сэм увлекал жену в сад, и они прятались в дальних участках, чтобы не слышать наставлений грозной прародительницы. Весной деревья осыпали все вокруг розовым цветом, сотворенным из нежности, осенью дарили яблоки с красными боками, просвечивающими на свету. Запах яблоневого сада уносил ее наверх, заставляя на время забывать о мелких ссорах.

Одни в раю, совсем одни, как Адам и Ева. Покорная и послушная, Синди хотела верить, что она сотворена из седьмого ребра Сэма. Шел первый год их совместной жизни, сладкой, медовой, яблочной.

Так вот, в то утро она тормошила мужа, чтобы поехать за продуктами в соседний супермаркет.

По дороге в магазин Синди услышала по радио, что в Голландии в нескольких городах по неизвестным причинам полностью отключилось электричество. Удивилась, что такое возможно в век технических достижений.

Оказалось, что такое возможно не только в Голландии. Она шла между рядов супермаркета, когда внезапно погас свет.

– Что это? – Синди вздрогнула в кромешной темноте.

– Аварийная ситуация. Сейчас исправят.

Аварийная ситуация затягивалась и наполняла ее паникой: как отсюда выйти, если входные двери закрываются и блокируются автоматически? Вдруг они останутся надолго во тьме с жуткими тенями, задвигавшимися вдоль полок с товаром? На ощупь, что ли, они выбирают? Сердце билось, и внутри все мелко дрожало. Страшно захотелось в туалет. А куда? Наверное, есть служебный. Она пыталась скрасить страх смехом, перевести ситуацию в комическую:

– Сэм, от голода не умрем, продуктов полно.

– И от жажды тоже спасемся, воды много на полках.

– В туалет хочу.

– Надень памперс, они в следующем отделе. Это будут самые соблазнительные трусики, буду медленно снимать их прямо здесь.

Супруги захихикали, чувствуя, как рассеивается напряжение. Медленно двинулись вперед, толкая перед собой пустую тележку.

– Слушай, а как живут слепые? Всегда без света, – Синди вздрогнула.

– Фантазерка моя, – рука Сэма легла ей на плечи. – Не бойся, я для тебя свет, который будет гореть всегда.

– Вроде маяка? Чтобы не заблудиться?

Прошло совсем немного времени, когда супругов опять накрыла тьма, как тогда в супермаркете. Только та темнота длилась полчаса, а сейчас наступила беспросветная: малышки, совсем еще слабенькие, плакали постоянно. Синди брела впотьмах на их голоса и тянула к ним руки. Одна. Маяк потух. Сэм начал пить запоем.

– Маменькин сынок, – бросила она ему в сердцах.

– Не твой же, – ухмыльнулся он, покачиваясь на ногах.

Синди смотрела на мужа и поражалась: как она могла любить избалованного маменькиного сыночка? Надменное лицо, испорченное гримасами опьянения, блуждающие глаза и тонкие ноздри, подергивающиеся при каждой гримасе. По этим подергиваниям она безошибочно угадывала, сколько муж выпил и в какой стадии опьянения находился. Темные волосы падали ему на лоб, он откидывал голову гордым движением и смотрел прямо на нее. Серые глаза с поволокой потеряли теплоту, стали холодными и безжалостными.

«Актеришка. Позер», – зло думала Синди, наблюдая, как он подносит изящные пальцы к вискам, изображая мученика, читая наизусть стихи. А по ночам требовал причитающиеся законные ласки: