Может быть, это Боженька присел к ней на минутку, представился случайным попутчиком и запомнил ее слова? Глупая. Почему не сказала, что мечтает о преданном спутнике жизни, о большой семье, где дети будут радоваться и смеяться, и о любви, ее любви, которой хватило бы на всех? Сожаление тянулось за ней все годы после случившегося.

А пока каждую ночь потолок ухмылялся, глядел на молодую вдову и несмятые простыни:

– Каково тебе, голубушка? Спокойно ли спится?

– Лучше, чем прежде, – отвечала она и передергивалась от воспоминаний о ночных гонках. Передергивалась, а сны снились сладкие: низ живота постанывал и изливался влажной тоской. По утрам ей приходилось спешно убирать с лица остатки сладких видений, напускать строгий вид и собирать Лею и Рину в школу.

В одну из таких ночей Синди дала себе слово: никогда больше, если вдруг она выйдет замуж, не станет вести с мужем алкогольную войну; пусть пьет, сколько заблагорассудится, хочет – водку, хочет – вино, хочет – брагу. Она страстно желала встретить мужчину, жить с ним в любви и согласии, чего бы ей это ни стоило. И постель, постель не станет колоться одиночеством. Но опять гнала свои надежды знакомой до боли поговоркой: «Как бы замужем не пропасть!» Однажды она уже пропала.

Разбередив душу беседой с астрологом, Синди по пути назад вспоминала свои вопросы и ее ответы:

– У вас остались вещи покойного мужа?

– Да. В шкафу висит костюм. Летний, – уточнила она, как будто это имело какое-то значение.

– Избавьтесь от него. Очиститесь от всего, что связано с покойным мужем. Странно, как будто в доме у вас находится… Короче, будьте внимательны. И дети, вы сказали, что две дочери, но их три.

– Мари, одна из двойняшек, умерла в пять месяцев.

– И вы забыли о ней, вычеркнули из своей жизни. Это грех. Неоплаканное забытое дитя тревожится, не находит покоя. Молитесь и помните об умершей, тогда оставшаяся в живых проживет две жизни: за себя и за ту девочку.

– Я хочу сказать…

– Не надо. – перебила ее собеседница. – Придет время, и сердце подскажет, что вам делать с тайной. А пока пусть остается так, как есть. Пришла пора задуматься о себе.

– Пришла пора, – машинально повторила Синди, потрясенная тем, что астролог знала о тайне. Но откуда?

Синди ехала от астролога со странным чувством, как будто та чего-то ей недоговорила. Слова крутились в голове, не давали покоя. И вдруг на полном ходу машина дернулась, чихнула, остановилась. Синди торопливо открыла дверцу, вышла наружу, боясь подойти к задымившемуся капоту. Что делать? Хотела же заняться техосмотром, но все откладывала, и вот тебе на. Пляши теперь. Просить некого. Ближайшее селение далековато, пешком за помощью не добраться.

Когда через час она потеряла всякую надежду, послышался шум подъезжающей машины. Синди выбежала на середину дороги и, подпрыгивая от волнения, отчаянно замахала изо всех сил руками. Громко заскрипели тормоза, стекло опустилось, и недовольный голос резко произнес:

– Зачем под колеса-то бросаться!

– Помогите, помогите, пожалуйста. – Сложила руки в молитвенном жесте и зачастила: – Машина поломалась, мне домой ехать надо, дети одни остались!

Мужчина немного помедлил и открыл дверцу:

– Не уверен, что помогу.

– Спасибо большое, – улыбнулась она радостно, как будто он уже согласился.

– Я еще ничего не сделал.

Немного подумав, он припарковался рядом и вышел из автомобиля. В белой футболке и джинсах, высокий, невообразимо красивый, он медленно подошел к капоту, наклонился и стал что-то рассматривать. Синди стояла рядом, пытаясь следить за его действиями, но не видела ничего, кроме крепких, сильных рук и длинных, ловких пальцев. Запах мотора смешивался с запахом чужого тела и едва уловимым ароматом мужского парфюма.