Они встречались раз в год – у матери на день рождения.

– Как дела? – спрашивал Алекс, разливая вино.

– Нормально, – отвечал Марк.

И оба знали – между ними теперь пропасть.

Звонок.

– Ваш брат в реанимации.

Марк уронил телефон. Он мчался по ночному городу, вспоминая, как в детстве Алекс тащил его за руку через дорогу.

– Держись, держись, держись…

Но когда он ворвался в палату, мир остановился.

Алекс лежал, опутанный проводами. Лицо – бледное, без ямочки, без улыбки.

– Автокатастрофа, – врач не смотрел в глаза. – Пьяный водитель. Шансов… нет.

Марк схватил его за халат:

– Ты лжешь!

Но монитор показывал ровную линию.

Он остался с ним наедине.

– Помнишь, как мы прятались в шкафу от мамы? – Марк сжал его холодную руку. – Ты всегда закрывал меня собой.

Тишина.

– Я не могу… без тебя.

И тогда —

Палец Алекса дрогнул. Один раз. Словно прощальное рукопожатие.

Марк зарыдал.

На похоронах собрались сотни людей.

– Он был таким ярким, – рыдала женщина, которую Марк не знал.

Он стоял молча, глядя на гроб.

– Вы похожи, – сказала незнакомка.

– Нет, – прошептал Марк. – Он был светом. А я – всего лишь его тень.

Когда громко хлопнула крышка гроба, кто-то вскрикнул.

Марк не дрогнул. Он бросил в могилу их детскую фотографию – ту самую, с трещиной посередине.

Прошли годы. Марк спасал чужие жизни, но не мог спасти себя.

Однажды, выходя из больницы, он увидел мальчишек-близнецов.

Один – с ямочкой – тащил за руку тихоню в очках.

– Беги быстрее!

Марк замер.

И вдруг ясно услышал за спиной смех. Тот самый, громкий, беззаботный. Он обернулся. Никого. Только ветер играл листьями, будто кто-то невидимый пробежал сквозь них.

Афиша театра:

"Тень брата"

На фото – молодой актер. С ямочкой. Марк купил билет.

В последней сцене герой стоял у зеркала:

– Где ты?

За кулисами раздался голос:

– Я здесь.

Актер повернулся к залу. Прямо к Марку. И улыбнулся. Так, как улыбался только Алекс. Марк вскочил с места и выбежал в ночь. Дождь смешивался со слезами. Где-то в темноте звенел смех. Его смех.

«ВЯНУЩИЙ СВЕТ»

Дождь стучал по крыше старого склада, когда Анна впервые увидела её. Девушка лежала на спине, руки сложены на груди, словно в гробу. Губы синие, но улыбающиеся. В волосах – застывшие капли дождя. И на груди – алая роза, уже увядающая, с почерневшими краями лепестков.

– Тихое убийство, – пробормотал Матвеев, приседая рядом. – Ни следов борьбы, ни повреждений.

Анна надела перчатки, осторожно взяла цветок.

– Снотворное?

– Скорее всего. Вскрытие покажет.

Но она уже знала. Это был ОН.

Через две недели – вторая. Нашли в заброшенной оранжерее. Девушка сидела на скамейке, будто заснула, глядя на мертвые растения. В руках – роза. На этот раз не алая, а белая, с розоватыми прожилками у основания.

– Он меняет цвет, – Анна записала в блокнот.

– Играет с нами, – хрипло сказал Матвеев.

На вскрытии выяснилось – сердце остановлено инъекцией. Аккуратно. Без боли.

Третью нашли в публичной библиотеке. Застывшая за столом, с книгой в руках. На странице – засохшая роза. Черная.

– Он оставляет их там, где они любили бывать, – Анна провела пальцем по корешкам книг. – Значит, следил за ними.

– Или знал лично, – добавил Матвеев.

В кармане жертвы нашли записку:

"Спокойной ночи, звездочка."

– Он выбирает девушек 20-25 лет, темноволосых, с короткими стрижками, – Анна разложила фото на доске. – Знакомится, подсыпает снотворное, потом убивает. Аккуратно. Без крови.

– Романтик, – хмыкнул кто-то.

– Нет. Это не любовь, – Анна ткнула пальцем в снимки. – Он коллекционирует моменты. Смотрит, как умирает красота. Роза – символ.

В углу фото жертв улыбались. На столе лежали три цветка.