Стариковский кашель в этой тишине ковчега напугал их не по-детски.

– Ваша собака? – в черном проеме двери появилась старческая фигура, одним пальцем удерживающая скулящего пса.

Вздрогнув, Гриша зацепил свечу, и та потухла.

– Уединиться хотели, касатики? – Повитуха одним движением руки заставила свечу гореть ярко и ровно. – Не получится, скоро здесь всем придется потесниться…

Освобожденный пес заскулил, бросился к застывшей Жене и трусливо прижался к ее ноге.

Гриша еле слышно ругнулся. Девушка расширившимися от страха глазами всматривалась в пустой проем. Гриша бросил через плечо:

– Ты в порядке?

Девушка медленно кивнула и, приходя в себя, скользнула под одеяло. Гриша подошел к двери.

– Ну, – он замялся, – я пошел?

– Куда?.. – в Жениных глазах заплескалась паника. – Подожди! Не уходи! А если она вернется?..

Пес тихонько поскуливал, забившись под кровать.

Парень вздохнул, закрыл дверь и присел на край койки:

– Может, за руку тебя еще подержать?

Сарказма не получилось: Женя с такой неподдельной готовностью выпростала руку из-под одеяла и ухватилась за него, что ничего другого ему и не оставалось.

Женя закрыла глаза и глубоко вздохнула:

– Кто убийца, Гриш? Кто эта тварь?!

Он не знал, что ей сказать, и лишь чуть крепче сжал ее ладонь. Из-под ее век по щекам скатились две быстрые слезы, мгновенно затерявшиеся в волосах. И тут слова пришли:

– Ты не одна, Жень. Ты же знаешь, я всегда буду рядом.

Ее распахнувшиеся синие глаза, казалось, впервые увидели в нем друга. Она благодарно сжала его руку в ответ и спустя пять минут уже дышала ровно, наконец-то провалившись в сон. А Гриша уже не мог оставить ее на корабле вместе с этой сумасшедшей старухой. Чуть выждав, он вытянулся на койке рядом с Женей, справедливо рассудив, что успеет вернуться домой еще до того, как его хватятся.

Августовский солнечный день клонился к вечеру. В застывшей тишине Ксения брела по непривычно пустой вёске. В подозрительном для такого времени года безмолвии раздавался только звук ее шагов. В чужом дворе внезапно залаяла собака. Ксения вздрогнула от неожиданности – лай показался ей слишком громким. Из соседнего двора вторил другой пес, и через несколько секунд вся вёска заливалась пронзительным лаем. И где-то вдалеке сквозь этот страшный, безнадежный вой зазвенели колокола.

Набат.

Ксения проснулась. Колокольный звон не прекращался. Она начала расталкивать спящего рядом мужа:

– Кирилл! В набат бьют! Поднимайся!

Спустив ноги на пол, она поняла почему. Повсюду была вода.

Кирилл сориентировался мгновенно:

– Надувай лодку, собирай вещи, – давал он указания, одеваясь на ходу. – Я за скотиной. Встретимся на ковчеге.

Тревога захлестнула Ксению:

– Не вытаскивай всех, главное, успей сам, – она едва обняла мужа, как вот он уже сигает из окна «рыбкой».

Руслан торопил сестру и мать: как сумасшедшие, они носились по дому, не зная, что хватать в первую очередь.

– А ты всю скотину погрузил? И жеребца?

– Мама, все уже на корабле. Только вас ждут, – нетерпеливо огрызался Руслан. В голове билась одна мысль: знает ли Женя о потопе? Выбралась ли?

– Гриша! Где Гриша? – Лика Саврасова заходилась плачем: сына никто не видел.

– Мам, дом затапливает, – Света тянула мать к лодке.

– Он, наверное, самый первый узнал о наводнении и уже на ковчеге, – попробовала утешить свекровь Люда. Как бы ей хотелось, чтобы это оказалось правдой!

– Кто-то же бил в набат, – поддакнул Миша, помогая беременной жене забраться в лодку.

– Юра Дудков бил в набат, – отец семейства, Стас Саврасов, подплыв к окну, услышал только последнюю фразу. Лика снова зашлась в крике.