– Их осталось трое, а я одна! Как быть сильной? Как теперь верить хоть кому-нибудь? – Женя подняла голову и посмотрела на Ксению полными слез глазами.

– Ну-ну, – Ксения обняла ее и покачала как маленького ребенка. – У тебя есть мудрый дед Евген, у тебя есть Света, у тебя есть безотказный Гриша, у тебя есть Федор, да все Саврасовы за тебя горой! И у тебя есть я. Хочешь, останусь у тебя?

– Жень, я тебе бульон сварила, – в комнату вошла Света с черпаком наперевес. – Хочешь, еще пирожков испеку?

– Нет, – девушка отстранилась от Ксении. – Не надо. Идите. Я в норме. Я сама.

Подруги переглянулись.

– Ты не в норме. – Ксения озабоченно нахмурилась.

– Я в норме, я уверена! Уйдите! ‒ потеряв терпение, закричала Женя.

Когда входная дверь хлопнула, девушка опустила голову на подлокотник и невидяще уставилась в окно.

На улице стыла тишина. Проклятое солнце, что так весело освещало траурную церемонию, наконец медленно-медленно покатилось к горизонту, удлиняя тени. Прошуршал ветками ивы быстрый ветер, гоняясь за юркими облаками. Вскоре на смену воздушным замкам величаво приплыла неповоротливая дождевая туча. Она с аппетитом проглотила закатно-кровавое солнце, и на землю опустилась ранняя ночь. По комнате поползли сумеречные тени, и вскоре только окно и осталось в ней светлым пятном. Дом казался глухим и одиноким. В нем не осталось жизни, он устал бороться за себя, и маленькая девочка, свернувшаяся в кресле и дрожавшая от страха, уже не была той хозяйкой, ради которой дом шестнадцать лет назад приказал своему хозяину жить.

В комнату постучался дождь, забарабанив по подоконнику. Сначала легонько, затем все крепче, будто требуя впустить. Хлопнули ставни, раскачавшиеся от сильного ветра. Забила ветвями ива. Дождь, нет, уже ливень, забарабанил по крыше. И комната окончательно погрузилась в темноту.

Женя усилием воли заставила себя встать, закрыла окно и легла в кровать. Ливень шатром оградил дом от окружающего мира, тот будто перестал существовать, растворившись в очищающей воде. Но сон не накрывал измученный организм спасительным одеялом. Девушка долго вслушивалась в разыгравшуюся стихию, не убаюкивающую, а вгоняющую в тоску.

По полу застучали редкие капли. Женя со вздохом отправилась на поиски кастрюли. Но звон, эхом отражаясь от пустой жестянки, барабанил, казалось, по голове.

Женя включила свет. Осмотрелась. Что значило для нее это место?.. Она выросла тут, но с ней всегда был рядом отец, пусть деспотичный и жестокий, но родной отец. А что теперь делать ей в этой пустоте, в которой тяжело дышать? Разве смогут эти стены удержать ее?..

Она сверилась с календарем наводнений. Ближайшее начнется только через месяц, когда зарядят осенние дожди и река выйдет из берегов. Ну и прекрасно! Она все равно здесь никому не нужна, поживет этот месяц на ковчеге – ее даже не хватятся – а там видно будет.

Вещи девушка собрала быстро: как-никак два раза в год собирала и себя, и отца. В холщовый мешок набросала еды, сметая все с полок, и выставила в коридор. Надев высокие резиновые сапоги и плащ, она вышла во двор, спустила с цепи пса и по лужам, которые доходили уже до щиколоток, пошлепала в хлев. Хитрая система ступенек не давала животным тонуть в сильные дожди, но этой ночью Женя решила их потревожить.

Старая коза недовольно заблеяла, когда девушка затянула на ее шее веревку и заставила подняться с подстилки, вторая, помоложе, тоже разразилась руганью. Только козлята радостно заскакали вокруг. Куры не сопротивлялись, когда Женя распихивала их по клетям: только чуть слышно квохкали, ничего не различая в темноте. Намотав на руку веревки, девушка одну клеть с курами закинула на плечо и потянула упирающихся коз в холодную, мокрую ночь.