– Ладно, – заговорил Эрнес, – раз ты боишься показаться чокнутой, тогда слушай. Когда вы с Денисом поплыли к берегу, меня что-то схватило за ногу. Чем больше брыкался, тем сильней оно сжималось и тянуло меня вниз. Не помню, звал вас или нет. Я в панике наглотался воды. Те огни с Чёртовой Палицы летели ко мне, растянувшись, как стрелы или молнии. И тут я стал повторять: «В Навь уходи, меня не губи. В Навь уходи, меня не губи». – Переведя дух, он облизал пересохшие губы. – Не знаю как и почему, но это сработало, и оно меня отпустило. Фраза просто появилась в голове… Я твердил её про себя, пока не доплыл до берега.

– В Навь уходи… – тихо повторила Камилла и наконец закрыла шкафчик, так и не достав чая. – Звучит знакомо.

– Ага, сегодня, когда с Денисом говорил, понял, откуда её знаю. В шестом классе мы ездили на экскурсию на Марово городище.

В мыслях сразу ожил безмолвный образ выбитых в камне замшелых ступеней; они вели к угольно-чёрным слоистым стенам, уходящим в белое небо.

– Это было в сентябре, да? Я тогда болела.

– Там у подножья холма ещё много вкопанных в землю камней. И на всех высечены тризмейники. Историк сказал, что это обереги наших предков от нечисти. А когда мы спускались от городища, он шёл последним и твердил эту самую фразу: «В Навь уходите, нас не губите».

Камилла закивала:

– Да-да, вы с Денисом выкрикивали её, когда историк вас к доске вызывал. Я как-то спрашивала у тебя, что за Навь такая, но ты меня послал. Сам не знал, да?

– Я и сейчас не знаю, – признался Эрнес и нагнулся закатать штанину.

– Прабабушка мне объяснила так: Навь – загробное царство для «правильно» умерших и «где надо» захороненных…. – Камилла ошеломлённо уставилась на показавшийся из-под его джинсов синяк и как бы ненароком плюнула через левое плечо. – Она действительно перекинулась на тебя.

– «Она»?

– Русалка.

Повисла долгая пауза.

Усевшись за стол, Эрнес принялся осматривать кухню, точно та за время разговора чудесным образом преобразилась. Взор лениво скользил по деревянным тумбам и шкафчикам, по старому пузырящемуся линолеуму, по голубой плитке с чёрными линиями стыков. Снаружи Эрнес выглядел заскучавшим, однако внутри у него всё сжалось, словно от заявления Камиллы под ногами у него содрогнулась земля.

Хоть на миг допустить существование столь фантазийных существ вроде прекрасных дев с рыбьими хвостами, Эрнесу казалось безумием. Русалки сидели на ветвях деревьев у Пушкина, превращались в пену у Андерсена, обрекали пением моряков на смерть у Гомера, но то были мифы и сказки, а они-то сейчас в реальности, где нет леших, драконов и золотого руна. Здесь порядок подчиняется логике, математике, а не магии. Наверное, они с Камиллой просто оба перепили, и её галлюцинации передались ему. Убеждения распространяются как зараза, а Эрнес достаточно восприимчив. Вот только синяк…

Скептически настроенный разум верил в материю и силился найти ответ на два смертельных для его миропорядка вопроса. Что, помимо сверхъестественной твари, способно было тащить семидесятикилограммового Эрнеса ко дну? И как совпало, что и тризмейник на трупе, и внезапно вспыхнувший в памяти заговор – оба связаны с историком и Маровым городищем?

Тишину нарушили трели звонка, и Камилла поспешила к двери. В комнате сипло залаял старый алабай Батон. Впрочем, он быстро потерял интерес и в коридоре не появился. Щелчок отпирающейся щеколды, шаги, снова щелчок. Вернулась Камилла на кухню уже вместе с отцом.

Ильдар Антонович сразу показался Эрнесу обеспокоенным, хотя и поприветствовал его радушной улыбкой, протянул ладонь для рукопожатия. Встав в проходе, тот задумчиво почесал сужающуюся к концу утиным хвостом бороду.