Вернувшаяся с того света Сентябрина казалась совсем иной. Да и Август, будто отдав ей всю жизненную мощь до последней капли, изменился. Они оба напоминали склизких мертвецов, поднявшихся из илистой пучины. Тогда-то Марте и открылась правда. Солнце, подсвечивавшее их разлагающуюся плоть, создавало мираж теплящейся в них жизни и согревало ледяную кровь. Август и Сентябрина всегда были мёртвыми. Лишь весна, как и само рождение, Рождество, полна жизни. Остальные сезоны – это постепенное увядание.


С первого раза ничего не поняв, Шестнадцатый вновь пробежался взглядом по тексту, выведенному наклонным влево почерком с крупными завитками. Даже после этого уловить связь между названием и историей он не смог.

Далее шёл другой короткий рассказ.


Название Художник

Он был первым чемпионом, кто завоевал её сердце. Она исписала о нём тысячу слов, а он нарисовал её лик тысячу раз.

Он любил её красоту, но сам придумал наполнение для её души. Он набил её своими идеями, как тряпичную куклу набивают синтепоном, но совсем позабыл зашить швы. Он видел в ней кого-то другого, а она никогда бы не смогла сравниться с его идеальной фантазией.

Она же любила его целиком, и сильные стороны, и изъяны.

Она любила их любовь.


Шестнадцатый устал от мнимых страданий девочки-подростка и сделал перерыв. Впрочем, дочитать всё же пришлось.


Он был старше и часто смотрел на неё свысока, пока она силилась достичь его, карабкаясь по склону воздвигнутой им горы. Он считал себя небожителем, а её неогранённым драгоценным камнем, который поднесли на его алтарь. Он часто сравнивал её с другими и требовал стать лучшей версией себя.

Так продолжалось, пока она не сломалась.

Она порвала все подаренные ей портреты и бросила клочки в погребальный костёр их любви. Она стала вторым чемпионом и отвоевала своё сердце назад.


Тяжело и горько вздохнув, Шестнадцатый посмотрел на часы, ещё горше вздохнул и перелистнул страницу. Оттуда ему на грудь выпала полароидная фотография. Квадрат кадра занимали улыбающиеся залитые солнцем лица подростков: незнакомой брюнетки и Матвея. У него были выцарапаны глаза. И что в Марининой тетради делает это фото? У подружки стащила, что ли?


Название – Маленькая собачонка

Пригрев на груди одинокую бродячую собачонку, я помыла её и одела в красивое платьице. Я учила её трюкам, и вскоре она уже кувыркалась, подобно человеческому акробату. Теперь она умела подавать голос и нападать по указке. Маленькая писклявая дворняжка облаивала и остервенело кусала моих недругов за лодыжки. Она даже не мочилась без моего слова. Я воспитала в ней бескрайнюю верность. Если бы я умерла, то собачонка бы утопилась в озере от горя.

Дворняжка взрослела, превращаясь в человека, и я сшила ей новое платье, научила новым трюкам. Она держала в бывших лапах ручку, могла провыть алфавит, прямо ходила. Но дворняга всегда остаётся дворнягой, сколько её ни намывай и ни наряжай. Жёсткая шерсть вилась и цепляла колючки, а мои красивые платья морщились на угловатом нескладном теле. Никакой породы, никакого класса у собачонки не было и быть не могло.

Шли годы, и, благодаря моей упорной работе, метаморфоза закончилась: грязная дворняжка обратилась неказистой глупенькой девушкой. Она по-прежнему не блистала ни талантами, ни дарами природы, но оставалась такой же верной и послушной. Ходила туда, куда я велела, поступала так, как я наказала, думала словами, которые я вложила ей в голову. И тогда я отстегнула поводок и позволила ей идти за мной свободно.

Оглядывалась я на девчонку-собачонку редко, но она шла по моим следам. Постепенно она стала отставать. Отсутствие моего бдящего надзора и контролирующей руки разбаловало её, и дворняжья сущность начала пробиваться наружу. Собачонка решила, что умеет мыслить, что найдёт свою дорогу, и удрала. Она трусливо убежала под покровом ночи, воспользовавшись моим сном, ведь у мелких собачонок нет смелости в крови, нет благодарности, а вся их преданность показная.