Матвей полез в стакан за более мягким карандашом, но тут в квартире потух свет.

«Это натуральное издевательство!» – вспылила мама и грохнула трубкой.

Усилившийся дождь будто стремился продырявить металлическую крышу «Нивы» и набить пассажирам шишек да синяков. Музыка едва прорывалась сквозь помехи, донося обрывки песен.

Не вспоминая о славянской мистике больше часа, Эрнес наблюдал, как по расплывающимся огням города проезжает резинка дворников: те обретали чёткость, но их вновь размывали капли. И так по кругу, пока впереди всё не погасло.

– Вот мы и вернулись в Тёмные века, – пошутил Ильдар Антонович и выключил радио, которое теперь передавало одно механическое шипение. – Дочка, есть идеи, как будем купать нашу чумазую сопелку?

Развалившаяся на заднем сидении Камилла аккуратно приподнялась, стараясь не потревожить спящего головой у неё на коленях Батона. Эрнес сразу заметил упавшую на её прекрасное лицо тень недовольства.

– Ну, у меня была идея – уехать полтора часа назад. Тогда бы другие идеи не понадобились, – проворчала Камилла.

– Откуда в тебе столько равнодушия? Когда пропадает человек, вероятность найти его живым сокращается каждый час. – Ильдар Антонович стиснул руль. – Утром я подумал, что ты в шоке. Всё-таки уже вторая твоя подруга в беду угодила. Но видимо, ошибся. Понимаю, дочка, ты всю ночь бесилась, через костёр прыгала, но давай-ка ты перестанешь воспринимать произошедшую беду как какую-то докуку. Твоя бабушка, моя мама, никогда себе такого не позволяла. Когда называл тебя в её честь, я думал, ты вырастешь доброй и заботливой, как она. Увы и ах. Надо было назвать тебя Вероникой, как твоя мама хотела.

– Зря вы так, – вступился за неё Эрнес. – Камилле не всё равно. Просто мы с ней знаем Марину лучше, чем вы. И лучше, чем её семья. Нам обоим не верится, что «беда» на самом деле случилась. Наверняка Марина сбежала с костра и сейчас где-нибудь отсиживается. Да, она могла заблудиться, но ненадолго. Никто и никогда здесь не теряется. Марина точно вышла бы из леса. Вокруг повсюду заброшенные дороги… – Он перевёл дух. – Так что это не равнодушие и не усталость. Если так удобней, считайте, мы с Камиллой оба на стадии отрицания.

– Очень хорошо, что ты так рьяно защищаешь мою дочь, но сейчас это не обязательно. А насчёт Марины… – Ильдар Антонович выдержал паузу, будто взвешивая последующие слова. – Насчёт Марины, сам понимаешь, вариантов-то уйма. Она могла и утонуть, например. Или ты забыл, что она плавать не умеет? Забыл, как откачивал её в одно из ваших сборищ на озере?

Забыл?

Эрнес замер с открытым ртом и часто-часто заморгал, словно в глаза полетела видимая только ему мошкара. Его посетила идея. Бредово-суеверная, однако очень приставучая. Что, если Марину пыталась утопить русалка?

– Пап, а ты-то откуда знаешь? – перебила его мысли Камилла и согнала Батона с ног. Её голова появилась в проёме меж сидений. – Настя с Мариной об этом никому не рассказывали. Я вообще о случившемся догадалась по Настиным шуткам. Ну да. Она осенью часто говорила нечто вроде: «Марине нужно ещё камнем понырять, а то опыт преддверья смерти изменил её в худшую сторону». Что? Да, у Насти своеобразное чувство юмора.

– Не то слово. – Ильдар Антонович мельком посмотрел на Эрнеса; во взоре читалось недоверие. – Чего притих? Неужто ты, Эрнес, не вспомнил, как Марине жизнь спас? Небось сильно напился в ту ночь, да?

Мимо пронёсся дорожный знак «КОЩНОЕ ОЗЕРО», и в свете фар, за рябящей пеленой дождя, проявились первые дома.

Растерявшись, Эрнес медлил с ответом и всё тёр липкие от пота ладони.