Шестнадцатый представил случившееся, опираясь на немногочисленные имеющиеся зацепки. На сцене в луче прожектора, среди скупых декораций кухни, появляются двое: жертва с голым торсом и безликий бесполый палач. Они говорят, и разговор скоро перетекает в яростную ссору. На столе блестит острый нож. Убийца хватает его, обходит жертву… Но как он это делает, не вызывая подозрений?

Действие отматывается назад: нож снова на столе, возобновляется ругань. Преступник берёт украдкой нож, притворяется, будто уходит в туалет. Затем он внезапно набрасывается на жертву и колет, и режет… Ослабев от боли, жертва теряет сознание. Однако убийца не останавливается. Пригвоздив беднягу своим весом к полу, он в остервенении бьёт его ножом. А когда ярость утихает, решает обхитрить следствие. Вырезает на груди тризмейник, надевает на жертву рубашку, обматывает голову полиэтиленом и, взяв нечто тяжёлое, замахивается…

– Нож был небольшим, – уже вслух заявил Шестнадцатый. – Чтобы так изувечить голову, нужна недюжинная физическая сила. Будь клинок длиннее двенадцати сантиметров, раны бы оказались глубже… Получается, мы ищем мужчину.

– Я с вами поспорю. Проломить череп лежащему человеку, а именно так произошло в нашем случае, нетрудно. При помощи какого-то увесистого предмета с этим справится даже ребёнок, если подойдёт к делу с умом и использует гравитацию. Достаточно поднять предмет на небольшую высоту и уронить. Да и похожие травмы можно нанести разными способами. Например, ударами об пол. Поэтому, мне кажется, наш преступник пока ничем себя не выдал. Лису посчастливилось иметь очень пушистый хвост, который помог не оставить следов.

– А что насчёт символа на груди?

– Это древний знак. Тризмейник – как его в здешних краях называют – вырезан посмертно. Также посмертно убийца попытался избавиться от татуировки.

Бату Наминович отогнул простынь и указал на искорёженный зеленоватый рисунок какой-то чешуйчатой твари, то ли жабы, то ли сома с лапами.

– Что ещё? Что ещё? – Бату Наминович принялся перелистывать записи. – Хронических заболеваний у убитого я не обнаружил. Он вёл вполне здоровый образ жизни, старался держать себя в форме. На ужин съел картошку в мундире и запил молоком. Кстати, ужинал совсем незадолго до кончины. – Он вновь зашелестел листами и, обнаружив, что искал, ударил по бумаге. – Ах да! Насчёт рваного укуса на правой руке. След зубов человеческий. Нашего неизвестного укусил кто-то невысокий, судя по размеру челюсти. Где-то около метра шестидесяти ростом.

Это либо ребёнок, либо миниатюрная женщина. Так и думал. И раз физическая сила не важна, возможно, кусака – тот, кого я ищу.

Шестнадцатый знал: взрослые уподобляются животным и пускают в ход зубы исключительно в экстренных ситуациях, когда эмоции вроде страха или гнева берут верх над разумом. В блокноте он сделал пометку о первом подозреваемом: «Близкий знакомый жертвы. Низкого роста. Они с ним недавно конфликтовали».

Наткнувшись на запись об огнях, которые видели дети, Шестнадцатый попробовал добавить в уравнение к убийце-кусаке переменную сообщника. В итоге получилось два варианта: убийство или из-за страсти, или из-за материальных благ…

Многозначительно откашлявшись, Бату Наминович одёрнул простыню, открыв покойника по пояс. Неизвестный мужчина с лицом из засохшего малинового варенья ровно лежал на металле стола. Судя по широкой шее, переходящей в бугры трапециевидных мышц, он и впрямь был в хорошей форме. При осмотре тела на берегу Шестнадцатый решил: это вдовец, воспитывавший дочку, однако привлекательные мужчины среднего возраста долго не страдают от одиночества.