И тогда оно всплыло в памяти. Будто кто-то вложил его прямо в сознание.

Tenebrae.

На латыни – «Мрак».

Странный выбор. И все же…

– Мрак, кис-кис-кис…

Котенок вздрогнул, будто понял, что зовут именно его. Замер, а затем, нелепо перебирая лапками, вприпрыжку потрусил ко мне.

Он забрался на колени, свернулся клубком и едва слышно замурлыкал – или мне показалось? Даже тишина здесь представлялась иной – наполненной чем-то невидимым, почти живым.

Я провел ладонью по его телу, и словно сердце в груди сжалось от ощущения чего-то болезненно знакомого. Забытого. Теплого.

Живого.

Я был один. Долго. Слишком долго.

А теперь нас двое.

Я снова посмотрел на котенка.

– Что насчет рассказать, как ты сюда попал?

Он поднял голову, заглянул мне в глаза. Зрачки сузились в тонкие щелки, отражая несуществующий свет.

– Хотя глупо ждать, что животное заговорит.

Мгновение – и пространство вокруг словно сгустилось, стало плотным, почти осязаемым.

Котенок прищурился.

И сказал:

– Мяу, Даниэль.

Институт только начинал оживать. В коридорах эхом разносился ритмичный стук каблуков – рабочий день постепенно набирал обороты. Алиса уверенно шла вперед, по пути кивая коллегам, спешащим в свои лаборатории.

У входа в зону тяжелого оборудования она замедлила шаг, привычным движением достала пропуск и протянула охраннику. Он даже не взглянул – лишь кивнул и отступил в сторону, пропуская ее к сканеру сетчатки. Щелчок. Дверь едва заметно дрогнула, затем бесшумно разъехалась, открывая тоннель, уходящий вниз.