А я… Я задала вопрос раньше, чем успела подумать о последствиях. Даже не так: раньше, чем вообще успела подумать.

– Вас обидел кто-то из ведающих?

Женщина удивлённо обернулась к мне и смерила оценивающим взглядом.

– Ещё чего, ragazza![19] Я с хаосом никогда не якшалась и не собираюсь.

Я задумчиво посмотрела на своё едва пригубленное вино.

– Хотите выпить? У меня что-то нет настроения.

Женщина подозрительно покосилась на бокал, но я уже увидела в её глазах одобрительный прищур.

– А чего это ты хочешь меня угостить?

– Просто так. Если я не пью, то зачем вину пропадать? А вы, может, меня разговором уважите.

– А ты мне нравишься, ragazza! – женщина схватила бокал, а её товарищ Бернардо пододвинул мой стул к их столу.

Гондольер на удивление тепло мне улыбался, как будто был искренне рад возможности больше не оставаться с Приской наедине.

– Ну, скажи-ка! Ведьмы – зло? – начала женщина, едва только я пересела к ним.

– А люди – зло? – тихо спросила я.

– Э-э-э, чего?

– Ну, вы же сказали, что тех, кто совершает убийства, надо сжигать. Сколько тут, в Венеции, за год случилось убийств? Не только ведьминских. Всех.

Гондольер Бернардо почесал сальную голову.

– Точно не скажу, но навскидку штук сорок.

– Ты откуда знаешь? – буркнула на него Приска.

– Поплавай на гондоле с моё – не такое услышишь, – пожал он плечами.

– Сорок убийств… – кивнула я. – Вы говорили, что газеты пишут об убийствах, совершённых ведающими. Сколько из них произошло по их вине?

– Я читал о трёх случаях, – сказал Бернардо.

– Я о пяти! Пяти, представляете! – взвизгнула Приска.

– Пусть будет пять, – вежливо кивнула я. – Предположим, что пять убийств совершили ведающие.

– Что тут предполагать?! В газетах чёрным по белому было написано!

– Хорошо, пять убийств по вине ведающих, – не стала спорить я. – А остальные тридцать пять?

Приска и Бернардо задумались.

– Десять – это пьяные стычки в кабаках. Мы, гондольеры, о таком точно знаем, – сказал мужчина. – Ещё пара штук – отравления в домах богачей. Обычное для Венеции дело.

– О! А я слышала, что у нас маньяк новый завёлся: кажется, кто-то из докеров – остальные, наверное, его рук дело! – гадко захихикала Приска.

– Маньяк… Интересно. Пьяные стычки и отравления тоже. Виновных, по-вашему, тоже надо сжигать? – подводила я разговор к нужному итогу.

– Зачем? – женщина удивлённо захлопала глазами. – Их в тюрьму надо. В крайнем случае – повесить: преступники же.

– Вот и я о том же. Преступники бывают ведающими, а бывают простыми людьми. Они могут быть богачами и бедняками, – улыбнулась я. – Но из-за нескольких убийц вы ведь не начинаете ненавидеть весь род человеческий.

– Ничего ты не понимаешь! – Приска залпом допила моё вино и ушла к стойке.

Гондольер остался сидеть рядом со мной, задумчиво глядя куда-то в стену.

«Бесполезно, – думала я. – Люди боятся того, чего не понимают. Так всегда было и всегда будет». Когда я собиралась встать, меня остановил голос Бернардо.

– Нет.

– Простите?

– Никто не ненавидит род человеческий из-за того, что какие-то stronzo[20] совершают преступления, – тихо сказал мужчина. – Да и ведьм… э-э-э… ведающих ненавидеть всех неправильно.

– Надеюсь, многие люди похожи на вас, синьор, – благодарно улыбнулась я.

Бернардо тоже растянул губы в усталой, но вполне приятной улыбке.

В этот момент у стойки раздался звон бьющейся посуды.

– Ты как мою жену назвал?! А ну, иди сюда! – закричал невысокий мужчина на своего собутыльника, вдвое выше него.

В мгновение ока и так неспокойное место превратилось в месиво из пьяных, дерущихся тел.

Бернардо вскочил на ноги.

– Уходите, синьорина. Это надолго.