Поначалу за ними приглядывали – всё-таки опасный возраст, да и Полли могла отколоть что угодно, но неожиданная дружба оказалась совершенно детской. Их так ни разу и не застукали за поцелуями в пустом классе, торопливыми объятиями в кладовой или попытками смыться из спален после отбоя. Но год за годом они не отходили друг от друга – хулиганка-сирота и мечтательный домашний мальчик, и, глядя на это, воспитатели тщетно пытались понять, что их связывает.

Когда Тому исполнилось восемнадцать и он покинул приют, Полли будто превратилась в тень. Местные дела её больше не интересовали, всё свободное время она проводила одна, забившись с книжкой в дальний угол общей гостиной. Славные приключения прошлого стали легендой, которая передавалась из уст в уста детьми и воспитателями, но саму её словно больше не касались. Последние три года до выпуска пролетели мирно, но серо, и почти не отложились у Полли в памяти.

Оглушительный шум фена перекрывал болтовню у соседних кресел и давал Полли выдохнуть после двух часов непрерывной трескотни пожилой русалки Агнес, которая пришла, чтобы вновь выкрасить седеющую гриву в ядовито-рыжий цвет. Сколько бы Полли ни отговаривала её от этого омерзительного оттенка, Агнес стояла на своём, и вот уже третий год подряд выходила из парикмахерской №6, сияя, точно последний закат перед апокалипсисом.

«Зато скоро обед», – мрачно утешала себя Полли, окутанная ржавым облаком прядей, похожих на влажные щупальца, сушить которые было не меньшим мучением, чем выслушивать Агнес с её сплетнями. Не обращая ни малейшего внимания на шум, та продолжала болтать, и ей было решительно наплевать, слышат её или нет, ей просто нужна была публика.

Полли поймала собственный взгляд в отражении и осталась довольна – лицо излучало добродушие и дружелюбие, лёгкая улыбка играла на губах, так что сами Алмазные Псы не угадали бы степень отвращения, которую она испытывала последние два с лишним часа, проклиная тот день, когда переступила порог парикмахерского колледжа. Полли знала, что это пройдёт и что дело не в Агнес, но терпеть становилось почти невыносимо, и она с остервенением вела расчёской сверху вниз по длинным волосам, чтобы поскорее отделаться от утомительной клиентки. Рука болела от напряжения, и Агнес недовольно вскрикнула:

– Милочка, понежнее, пожалуйста!

– Простите, – широко улыбнулась Полли. – У вас такие роскошные локоны, что их непросто расчесать.

Польщённая Агнес самодовольно нахохлилась.

– Это всё потому, что я с юности делаю луковые маски, – сообщила она, на этот раз потрудившись повысить голос так, чтобы Полли её услышала.

Та содрогнулась при мысли об аромате, который источает Агнес несколько дней после луковой маски. Какая удача, что она не делает её перед походом в парикмахерскую.

Ещё пятнадцать минут, и всё было кончено. Агнес поднялась с кресла с грацией королевы, запретив укладывать струящиеся огненные волосы, и величаво прошагала к выходу. Задумчиво глядя ей вслед, Полли сунула в карман рабочего фартука деньги, посчитанные Агнес до последней монетки, чтобы парикмахерше ни в коем случае не перепало лишнего.

До нового клиента оставалось полтора часа, и Полли не желала терять время даром. Кое-как прибравшись, она скинула фартук и надела пальто, и уже на бегу крикнула Грете, пилившей ногти за приёмной стойкой:

– Купить тебе чего-нибудь?

– Ты в «Аквариум»? Возьми мне печенья с шоколадной стружкой.

– Ты же вроде худеешь, – хмыкнула Полли уже на пороге.

– А иди ты к чёрту, – огрызнулась Грета и показала язык. – И прихвати ещё плитку «Балетного»!

Полли с хохотом выбежала на улицу, дверной колокольчик весело звякнул за спиной. Едва оказавшись снаружи, она запахнула пальто и заспешила прочь, стремясь убраться отсюда как можно скорее.