«9 февраля 1919 года. Известий от папы и Мити нет, как нет. А в городе полно беженцев. Их сразу можно угадать: в такой холод они одеты совершенно не по погоде, слишком легко и часто заметно с чужого плеча. И они всё время что-то ищут – комнату внаём, пусть самую захудалую, каких-то знакомых, дальних родственников, сообщений в газетах о тех местах, откуда им пришлось бежать.

Мама, несмотря на постоянное тревожное ожидание, которое она скрывает от меня, опять полна кипучей деятельности. Она работает в Комитете по делам беженцев: собирает вещи, продукты, устраивает на жильё. В нашем доме тоже появились беженцы, которых привела мама. Молодая женщина с измученными глазами и прелестная семилетняя девочка, укутанная в какие-то шали и байковое одеяло. Они бежали из Саратова и порядком настрадались в пути. А женщина, её зовут Лариса Константиновна, ещё простужена и сильно истощена. Я освободила для них свою комнату и перебралась в Митину. Лариса Константиновна шепотом благодарила за всё, и было видно, как ей неловко. После того, как они вымылись и переоделись в приготовленную мамой одежду, за обедом бедная Лариса Константиновна рассказала свою историю. Её муж погиб в первый же год войны, и она с дочерью Анютой осталась почти без средств. Работала в кинематографе тапёром, бегала по ученикам, обучая их игре на фортепиано. Но вскоре и этой работы не стало, а потом началось их бегство от войны, голода и тифа. Недавно я прочитала, что беженцев сравнивают с сухими листьями: буря оторвала их от дерева и несёт неведомо куда, и удастся ли зацепиться…»

«1 марта 1919 г. Начинается весна и вместе с ней ожидание перемен. Мама и Л.К. заняты работой с беженцами, а малышка Анюта постоянно крутится возле меня, но она совершенно необременительна и очень самостоятельна. Я читаю ей свои детские книжки, хотя она сама это делает довольно бегло. А ещё мы гуляем в хорошую погоду вдоль улицы. Мама достала из какого-то шкафа мою детскую белую шубку из лебяжьего пуха, сбереженную почему-то от загребущих Глафириных рук, и Анюта, как маленькая боярышня вышагивает рядом со мной на прогулке. Даже няня Маня с появлением этой девочки оживилась. Недавно слышала, как она пела ей знакомую колыбельную: «У речки над водичкой построен теремок, в нём курочка-сестричка и братец – петушок…»

«17 мая 1919г. Произошли два события, которые я считаю удивительными и прекрасными, несмотря на досадную неприятность в виде подвёрнутой ноги. Оступилась на каком-то камушке и вскрикнула от резкой боли в щиколотке. Совершенно беспомощная застыла, как цапля, на одной ноге, вцепившись в оказавшееся рядом дерево. Стояла я так недолго: проходивший мимо поручик бросился мне на помощь. Я его сразу узнала: театр, ложа, и я прищуриваю глаза, представляя себе, что это – Митя. А он меня не узнал, неужели я так изменилась? Уже подъезжая к нашему дому на извозчике, он внимательно взглянул на меня и рассмеялся: «А я всё пытаюсь вспомнить, откуда мне знакома эта неразговорчивая девица?» Потом он помог мне выбраться из коляски и почти на руках занёс в дом, чем страшно напугал всех моментально собравшихся в передней женщин: маму, Л.К., Анюту и няню Маню, которая появилась на шум. Меня усадили на диван в столовой, сняли ботинок, стянули ногу «восьмёркой» из бинта, приложили лёд и только тогда оставили в покое, чтобы обратить внимание на моего спасителя. Мама тоже его узнала, и наконец-то вся почтеннейшая публика была представлена друг другу. Его зовут Владимир Станкевич. Мама пригласила навещать нас, и он дал слово непременно быть с визитом.