«22 января 1919года. В нашем доме, в прежнее время таком добром и уютном, накрепко поселились тоска и тревога. Мой замечательный, умный, самый лучший папа уехал, и Бог знает, когда мы увидимся. В доме остались мы, женщины, – мама, няня Маня и я. Шамсутдинов по-прежнему живёт в сторожке и понемногу занимается извозом, заставляя работать Рыску, чтобы добывать ей сено. Очень жалко её, но другого выхода нет, иначе придётся…. Даже думать об этом не хочу.

А папа уехал на тиф, который подбирается всё ближе. Плохо с лекарствами, потому что доставлять их невозможно: говорят, железная дорога забита вагонами, а паровозов нет, и топлива для них тоже нет.

Мама сказала, что папа уехал, чтобы работой излечиться от горя, но я думаю, было бы странно, если бы папа отказался ехать: он всегда говорил о долге врача».

Дальше была вклеена пожелтевшая вырезка из газеты с обращением:

«Врачам, Фельдшерам, Сёстрам милосердия и сиделкам, желающим работать на эпидемии сыпного тифа и возвратного тифа в городе и уезде. Городское Медико-Санитарное Бюро (угол Дубровинской и Покровского пр. д. 2/44) предлагает подать прошения. Заведующий Бюро».

«А ещё в город прибывают « войска славной 7-ой дивизии Уральских Горных Стрелков» под командованием генерала князя Голицына. Звучит красиво, как в романе, а на самом деле – уставшие от войны и морозов люди. И среди них, наверное, есть раненые. Временная Городская Комиссия по встрече и чествованию приглашает граждан города объединиться, чтобы устроить им тёплую радушную встречу. А потом отправить на войну! Какое лицемерие! Или я ничего не понимаю!!!»

«28 января 1919года. Известий по-прежнему нет никаких ни от Мити, ни от папы. Хотя папа предупреждал, чтобы мы от него ничего не ждали, и были твёрдо уверены, что с ним ничего не случится.

Мамочка изо всех сил старается поддерживать привычный в нашей семье порядок, чтобы я не чувствовала себя несчастной и обделенной. Вероятно, поэтому совершенно внезапно она решила, что мы, непременно, должны посетить Новый Городской театр, где обосновалась Драма дирекции Вяхирева и Комиссаржевского. Будут давать «Осенние скрипки» в 4-х действиях И. Сургучева. Давным-давно, так, что будто прошло сто лет, мы ходили туда всей семьёй и смотрели балет «Коппелия» на музыку композитора Делиба. Мама собиралась в тот день дольше обычного, и приходил парикмахер, чтобы сделать ей причёску. Я в новом нарядном платье с перламутровыми пуговичками сидела у зеркала в маминой спальне и смотрела, как мама взяла пуховку на длинной костяной ручке, аккуратно сдула с неё лишнюю пудру и обмахнула ею своё лицо. Она была очень красивой, и папа с Митей, терпеливо ожидающие нас, при виде мамы щёлкнули каблуками и склонились в поклоне. А мама засмеялась, а потом огорчилась, что папа так и не заказал себе фрак, и опять пришлось брать напрокат.

Ах, какое это было счастливое и невозможно далёкое время!»

«5 февраля 1919 года. Как много событий произошло за такое короткое время! Мы были в театре! И опять сидели в ложе, хотя мне кажется, что в партере гораздо удобнее. Не могу сказать, что меня очень захватило происходящее на сцене, поэтому чаще я смотрела в зал. Нарядной публики было гораздо меньше, чем людей в военной форме и сестёр милосердия в белых косынках и белых передниках. В антракте в ложу зашёл молодой человек, кажется, поручик. Он извинился и занял свободное место. Он немного старше Мити и совсем не похож на него, но я прикрывала глаза, оставляя маленькую щёлочку, и представляла себе, что это мой брат.

После спектакля мы долго не могли уехать. И вдруг, надо же такому случиться, этот самый поручик поймал для нас извозчика!»