В управление явилась вовремя и в прекрасном настроении. Чего нельзя было сказать о капитане Поллаке, который сразу взял быка за рога.

– Как ты вчера оказалась в «Золотом драконе»?

Я рассказала о нашествии родственников, которым вздумалось поселиться именно в этом жутком месте, а потом с умеренным любопытством спросила, чем именно его заинтересовала простая драка.

– Наш мэр с утра пораньше спрашивал, по какому поводу задержаны уважаемые люди, близкие графу Трегалло.

Я удивилась, да так, что даже не сразу нашлась с ответом. Вот эти четверо амбалов, у одного из которых я лично отобрала самострел, близкие люди владетельного графа Трегалло, чей замок находился на побережье где-то посередине между Альваленой и Себасьей?

– А ты не знала, что «Золотой дракон» – его собственность? – уточнил начальник.

Своё мнение о вкусе его сиятельства пришлось оставить при себе. Нет, капитан – мужик адекватный. Но при его должности слишком часто приходится общаться с мэром и прочими важными людьми нашего города. Мне после участия в кулинарном конкурсе тоже довелось познакомиться с некоторыми из них. Так вот. С такими лучше делать вид лихой и придурковатой «полицейки», держась как можно дальше от поля зрения.

– Короче, мэр очень просил разобраться и как можно скорей отпустить господ Мано, Льебека, Кастрена и Переса на свободу, – постановил капитан.

– Там был пострадавший, – перед глазами тут же встали синий воротничок и голова в салатных листьях. – Даже если с ним всё в порядке, отпускать дебоширов просто так противоречит…

– Если с ним всё в порядке, ты их отпустишь, – приказал капитан. – И извинения принесёшь. Понятно?

– Никак нет, – хорошее настроение куда-то пропало. – Не понятно.

– Альфред Мано – сын графа Трегалло, – тяжело, словно видел перед собой ту лихую и тупую «полицейку», вздохнул Поллак. – Мэр не хочет испортить отношения с владетельным сеньором, а я не хочу, чтобы меня отправили патрулировать улицы. Теперь понятно?

Куда отправят при таком раскладе меня, лучше не спрашивать. Но я снова не удержалась.

– А если пострадавший получил тяжкие телесные? Вчера он был без сознания.

– Выясни, – приказал начальник. – И лучше бы с ним всё было в порядке.

Я подхватилась, демонстрируя служебное рвение. Заглянув в свою записку, нашла имя: Маркус Фаву. К счастью, сержант Монгелфло оказался на месте.

– Тут такое дело, инспектор, – слегка замялся он. – Нам не дали записи с камер.

– Повторите, – попросила я, думая, что ослышалась.

Как это им не дали записи с камер, я же лично просила об этом и охранников, и администраторшу?

– Записи, говорю, с камер нам посмотреть не дали, – в два раза громче, так, что в ухе зазвенело, отрапортовал Монгелфло.

– Почему?

– Сказали, что без ордера никак. Мол, приватность постояльцев.

– А что с пострадавшим?

– В себя не приходил, – ответил сержант. – Мы дело завели, как вы сказали, но…

– Присылайте, – приказала я. – Дело я забираю.

Оч-чень не понравилось, что записи с камер в отеле решили оградить ордером. Ну да ничего, насчёт него я договорюсь. У лейтенанта Алевано в прокуратуре работала подружка, так что оставалось только официально открыть дело.

В памяти служебного артефакта связи был забит номер нашей городской лекарни. И когда я связалась с приёмным отделением, узнала, что Маркус Фаву до сих пор находится без сознания.

Сутки без сознания – это не тот диагноз, с которым можно заводить дело о тяжких телесных. Но лекаря, конечно, к артефакту никто звать не собирался. А если Светлый Лес не идёт к человеку, то человек сам отправляется в Светлый Лес.

Так что я, предупредив только дежурного, поехала навещать пострадавшего.