- Держу, как не держать? - отчаянно призналась я.

- Тогда не показывай этого, - нахмурился брат, - я скоро уберу ее с подворья… с почетом. И не только из-за тебя. Думается мне, что и моей будущей жене мать жизни не даст. Свою волю будет всеми силами выше ее ставить. А мне только бабьих склок под боком не хватает.

- А ты что же - уже выбрал?

- Да. Возьму Друну из Вольхаста. Тоже соседи, хоть и дальние, будем держаться вместе.

- А она хороша собой? – умилилась я.

- Как будто не страшна.

Не страшна… думала я себе, когда он ушел. У него есть Любча. Та хороша, как летний цветок – темными веселыми глазами, румяным лицом. Грудь у нее высокая, зад широкий, а стан по-девичьи узок. И не бахвалится любовью брата, со всеми приветлива и добра. А ко мне он ее приставит, чтобы причина была ей оставаться в тереме, даже когда он жену себе возьмет. Значит, от нее не откажется и тогда.

И тут я задумалась уже про ту Друну. Не страшна… но, видать и не так хороша, чтобы отослать Любчу совсем. Я тоже не так и уродлива, как говорит об этом мачеха, но вот только и того, что не страшна. А если тот, кого я полюблю, тоже - так вот? Смогу ли я быть ему женой, зная, что у него есть своя «Любча»?

Почти всю ночь я не спала и сильно жалела, что затеяла этот разговор с братом. Поспешила. Это я поняла, когда хорошо подумала обо всем. Мой страх мог оказаться и явью. И тогда будет во всем этом какая-то большая и злая несправедливость, которую мне не вынести, если что. А еще страшно было озлобиться и стать, как мачеха - погрузиться с головой в ревность и ненависть. Я довольно вынесла до этого и о замужестве мечтала, как о спасении. Там я не хотела бы для себя такого.

5. Глава 4

Друну эту привезли через три оборота луны. Хоть наши государства и были соседями, но обмен посольствами, договорами, подарками, условиями женитьбы затянулся. А еще дорога была сильно длинной – в обход Новых гор. Давно уже проходы через перевалы стали закрыты для обоих государств.

Я на все это время будто зависла в непривычной для себя жизни. Даже не заметила, как холодная и слякотная, но приятная своей прохладой весна перешла в жаркое цветущее лето. Зиму, осень и весну я любила, а вот лето – нет. Трудно переносила жару и яркое солнце. Оно слепило глаза сквозь светлые ресницы и обжигало мою бледную кожу. Но в тени на прохладном ветерке сидеть было хорошо и я, с разрешения мачехи перебралась с рукодельем на широкий открытый выход наружной лестницы. Занималась вышиванием, шила или вязала и смотрела на то, что делается на дворе, как колышутся за стенами княжеского подворья кудрявые верхушки деревьев. Слушала разговоры и звуки улицы, чуяла, как доносятся запахи сухой пыли, цветов и терпкой зелени - лета.

Все это время после разговора с братом я наблюдала за тем, что делается вокруг меня. Я и верила и не верила тому, что происходило. Это было похоже на очередной обман, когда мачеха одаривала пряником, а вечером меня хлестали лозиной за то, что я насорила крошками у себя и будто бы там из-за этого уже видели мышку. Мне тогда было шесть лет, и я плакала не так от боли, как от страха, потому что сильно боялась мышей.

Вот и сейчас – в моей светлице поменяли все, что только можно. Ну, это я могла понять – по наказу брата. И потому молча смотрела, как вносят в опустевшую комнату кровать с витыми столбиками по углам. Столбики упирались в резные раскосины, на которые ложился, провисая, узорчатый полог. Его можно было задвинуть, отгородившись и спрятавшись в постели. На полу раскинули пару ковров, на них поставили легкие креслица и красивые резные пяльцы возле них. К стене прислонили большое зеркало. Мне бы радоваться тому, что светелка стала нарядной, праздничной и удобной, а я смотрела на все это, будто ожидая очередного подвоха.