Княжна Севера Тамара Шатохина

1. Пролог

Город расположился у самого подножия гор. Их вершины поднимались над ним гордыми остроконечными пиками, покрытыми шапками вечных снегов. На тех немыслимых высотах всегда царила зима, и это были владения ее и смерти. Выжить там было трудно, а иногда и просто невозможно. Но, даже рискуя жизнями своих воинов, город держал на ближайшем снежном перевале заставу. Добротно сложенный дом с печью, потребляющей мало дров, но щедро отдающей тепло, стал главным способом выживания в этом месте.

Перевал своей седловиной опускался значительно ниже горных вершин и здесь даже росли деревья, если так можно было назвать стелющуюся по камням узловатую поросль. Дорога была добросовестно расчищена от города и до того места, где стояла застава. Дальше путь обрывался – за многие годы камни, скатившиеся на все еще угадывавшийся просвет между скал, и разросшиеся ветки стланика сделали дорогу не проезжей.

Людям, которые несли службу в этом неуютном месте, были поставлены всего две задачи – выжить самим и наблюдать за определенным местом на перевале. Это была небольшая площадка, старательно расчищавшаяся от камней, чахлой растительности и снега. Дежуривший наблюдатель не отводил взгляда от таинственного пятачка земли. Это было оправдано – иногда там, будто воплотившись из ничего, возникал какой-нибудь предмет или даже живое существо. Перед этим воздух будто плыл жарким неустойчивым маревом, оставаясь таким еще какое-то время, а потом все становилось, как прежде.

Задачей наблюдателей было сохранить предметы целыми, а людей – живыми. Второе удавалось не всегда. Однажды посреди площадки появился щуплый плешивый мужик в обрывках одежды. Странной была эта одежда – короткие, до колен, тонкие штаны и бесформенная исподняя рубаха с будто обгрызенными рукавами. На ногах у мужика вместо привычной для этих мест теплой обувки - только подошвы с тонкой веревкой, пропущенной между двумя пальцами. Увидев спешащих к нему воинов с меховой накидкой в руках, которой они хотели укрыть его от холода, мужик громко заорал, а потом кинулся вниз с отвесного обрыва. Его тела так и не нашли. Оно скользнуло в глубокую расселину, и достать его оттуда оказалось невозможно – мощные воины в одежде из мягко выделанных звериных шкур, сшитых мехом и внутрь и наружу, просто не смогли протиснуться внутрь узкой скальной щели.

Подумав и обсудив то, что случилось, воины объяснили для себя его поступок – застигнутый врасплох, безоружный и мгновенно уяснивший для себя невозможность принять достойную смерть в бою, он не дался в руки врагам, предпочтя смерть позору. И страшный крик его, скорее всего, был боевым кличем. Им не следовало бросаться к нему всем сразу. Это выглядело, как нападение. Памяти мужественного воина, не пожелавшего сдаться в плен, воздали почести.

С тех пор подхода к обрыву не существовало – по краю площадки плавной дугой высилась стена в рост человека, сложенная из камней. Двух детей, которые появились на площадке спустя десяток лет после гибели того мужика, успели спасти. Укутали, согрели и доставили в город. Дети были совсем маленькими – где-то трех и пяти лет, местной речи почти не понимали и, что было предсказуемо - горько плакали. Но в дальнейшем их устроили жить в семью с хорошим достатком и старшей хозяйкой доброго нрава. Дети прижились там, научились говорить на языке Севера и дальше росли, как и все остальные маленькие жители города.

Касаемо предметов, что появлялись на площадке гораздо реже, чем живые существа – собаки, птицы, люди и неизвестная в этом мире мелкая живность, то их бережно уносили и доставляли в город. А потом увозили в столицу Северного государства – Каим. К примеру - тот легкий шар, сшитый, по виду, из кусочков кожи. Он легко катился по наклонной плоскости, но видимой пользы в нем так и не нашли.

Предметы подбирали и увозили сразу же. Чаще всего, их вид и назначение не были понятны, но это не касалось тех, кто их находил – в Каиме все это внимательно осматривали и изучали знающие люди.

На этот раз в предвечерних сумерках среди струящейся по земле мелкой и колкой поземки, перед глазами наблюдателя возникла женщина, которая медленно опускала протянутые перед собой руки… Она не успела даже оглянуться вокруг, как уже была укутана в меха и унесена в теплый дом. Воин поставил ее на пол, и никем не удерживаемая меховая накидка поползла с хрупких плеч. Семеро мужчин взволнованно уставились на ту, что предстала перед их глазами – юную девицу, чудную и непривычную своим видом.

Она была одета в светлое платье с каймой понизу из ткани другого рисунка. Платье спадало от небольшой груди и слегка расширялось до кончиков светлых легких сапожек. Светловолосая головка была непокрыта – гостья из другого мира оказалась незамужней девицей. Роста она была привычного – своей макушкой едва доставала воинам до плеча.

На узком лице с нежной бледной кожей светлыми голубыми озерами сияли перепуганные глаза. Брови и длинные пушистые ресницы тоже были светлыми, губы – бледными.

Девица не закричала, не кинулась прятаться в углу, убегать и рыдать. Оглянувшись, она жадно окинула взглядом лица всех воинов и, очевидно не найдя того, кого хотела бы видеть здесь, поникла плечами, опустив голову. Потом подняла блеснувшие влагой глаза, низко поклонилась, широко взмахнув тонкой рукой с серебряными колечками на пальцах. Толстая коса цвета белого золота при этом посунулась по спине и упала ей на грудь. Воины зачарованно смотрели на то, как она поправила ее, перебросив опять на спину, и что-то сказала тихим и совершенно несчастным голосом. Из тех слов все четко поняли только ее имя, и то только потому, что она при этом показала на себя, приложив ладонь к груди. Знакомые слова будто бы и слышались, но в понятную воинам речь не складывались.

Эта девица впоследствии стала второй женой главы Северного края. Узрев ее диковинную красу, он пошел наперекор всему своему окружению и возродил ставший уже почти забытым обычай – брать в дом еще одну жену. Старшая теперь жена – Ставра, возненавидела чужачку лютой ненавистью и всеми силами старалась испортить ей жизнь. Ее обиду и ревность легко можно было понять. Может потому младшая жена и не жаловалась на нее мужу, хотя со временем стала худо-бедно изъясняться на языке северян.

Она была безучастна ко всему происходящему вокруг. Покорно подчинилась желанию Люта взять ее в жены и как будто не слышала змеиного шипения в свою сторону в княжеском тереме. Только один раз встрепенулась и вскинулась, когда Ставра вздумала поднять на нее руку, и от всего ее облика потянуло таким стылым холодом, таким льдом сверкнули ее очи! Старшая жена тонко взвизгнула и отступила, отряхивая с широких рукавов искристую снежную изморозь.

Ведьма… так стали называть новую жену князя. Больше ее не задевали даже словом и всячески сторонились. А она жила, как будто и не здесь, а где-то в другом мире – своем… невидимом. С мужем была ровна и покорна его воле, принимая его любовь, но не отвечая на нее. Князь смирился с этим и, казалось, был рад уже тому, что она просто находилась рядом с ним, и он мог видеть ее, только захотев этого. А потом она сделала его по-настоящему счастливым, когда сказала что ждет от него дитя. После этого известия, боясь гнева сурового правителя, с нее буквально сдували пылинки, оставляя такой же безучастной ко всем проявлениям услужливости и даже подобострастия.

У младшей княгини рос живот, а сама она таяла, будто истончаясь своей кожей, статью, всем своим обликом. Не ходила, а скользила тенью по переходам огромного княжеского терема, говорила тихо и редко. Подолгу сидела у окошка в своей светлице, с тоской глядя на белый свет за ним, а потом вдруг на ее лице рисовалась такая страшная вина, такая мука… и она гладила руками большой живот, а из глаз скупо стекали слезы.

Тогда княгиня немного оживала, выходила на двор, гуляла, заставляла себя хорошо есть, старалась быть приветливой с прислугой, отвечать на ласки мужа. Хватало ее не на долго… что-то будто точило ее изнутри, какая-то глубокая и страшная тоска ела молодую душу, не давая жить полной жизнью, расправить крылья…

Родов она не пережила. Только приняла на грудь спеленатую уже дочку, прижала ее к себе слабыми руками и испустила дух. Вымученные ее долгими и тяжкими родами, испугавшись неминуемого наказания, опытные повитухи просто разбежались из терема и скрылись кто куда. Они сделали все, что могли, но нельзя насильно вернуть к жизни того, кто жить не хочет. А может, она уже и хотела бы – ради дочери, но сил не стало. И ворвавшийся в покои жены Лют увидел только свою любимую – мертвой, с осунувшимися и заострившимися чертами прекрасного лица… Да еще маленький попискивающий сверточек, что лежал на ее груди, притиснутый холодеющими руками к материному телу - виновницу ее смерти.

С той поры изменилось многое – не прошло и половины года, как терем наводнили многочисленные наложницы. Уже давно не любимая мужем Ставра отправилась жить в далекое лесное поместье. А ее детей – двух сыновей, стали усиленно обучать искусству управления княжеством, воинскому умению и грамоте. Дети быстро привыкают к новому и эти тоже вскоре перестали скучать по матери, плакать и звать ее по ночам. А потом и вовсе стали забывать. Но, когда отец нежданно погиб на опасной турьей охоте, до которой последнее время почуял сильную тягу, старший княжич Саур велел вернуть в княжий терем мать, выгнав из него отцовских наложниц. Ему на то время исполнилось всего пятнадцать лет, но приставлять к молодому князю соправителя не стали – парень был не по годам разумен и силен телом и духом.