Здесь было не так жарко, как на втором мужском уровне, хотя и пыльно, и душно. Хотелось стянуть с себя громоздкую одежду – и плотный верх и длинную нижнюю рубаху с рукавами. Я бы хотела одеваться светло и легко, как невестка. От жары мне, бывало, даже становилось худо - кружилось и темнело в глазах. Не люблю жару, терпеть не могу, а ведь сейчас все еще весна – думала я, сидя на полу, запрокинув голову и устало прикрыв веки. Скоро буду просто пропадать от жаркого летнего пекла, особливо в таких вот одежках.

Где-то глубоко во мне жил и прятался зимний холод. Впервые я почуяла его, когда меня наказывали за что-то и толкнули к горячей печной стене. И я нечаянно схватилась за раскаленную кочергу, которой шуровали до этого в огне. Под рукой мерзко зашипело, я вскрикнула…, но больно не стало, просто с моих рук закапала вода от мигом растаявшего на ладонях снега. Почему я спрятала все это от чужих глаз, отвернулась и не дала увидеть – не знаю сама. Может потому, что к тому времени уже знала – скрывать нужно все, а показывать только то, что они хотят видеть.

Так что про зиму во мне не знал никто… до этой поры. Я и сама знала о ней немного. Порой, когда становилось совсем уж тоскливо, я пряталась и звала свой холод наружу. А потом тихо любовалась быстро таявшими на теплых ладонях снежинками – большими и сложными, со множеством растопыренных лучиков, образующих чарующие, дивные по красоте узоры. А еще, поведя рукой, я могла вызвать целый рой таких снежинок, тянущихся чередой друг за дружкой. Я любила творить свою маленькую завею и любоваться ею.

Ничего страшного и вредного в этой своей способности – вызывать холод, я не видела. Но это было странностью и диковиной, потому я и пряталась ото всех – на всякий случай. Что будет теперь, когда о ней узнала мачеха, я не представляла себе. Знала только, что за такую же способность мою маму звали ведьмой. Плохое слово…

Ведающая или ведунья – одно, а ведьма - совсем другое. Это слово обозначало чистое зло, живущее меж простыми людьми, несущее беды и несчастья. Ведьм боялись, их изгоняли из городов и поселений, но не трогали и пальцем, а не то, чтобы убивать. Прощальное проклятие ведьмы – вот как раз оно убивало и его боялись. А они могли проклясть, просто послав мысль.

На такое был способен и успел бы даже умирающий человек – пожелать смерти своим убийцам и всему их роду. И так уж сложилось, что та баба (а все ведьмы были бабами), в которой просыпалась злая сила, всегда уходила сама. Куда – я не знала но, видно, было на земле такое место, где им разрешалось жить.

Прогонят ли теперь меня из Каима, да и вообще – из мира людей, я не знала. Маму не прогнали, но у нее был защитник – мой отец, который любил ее. У меня же был только брат, и тут я ни в чем не была уверена. Нечаянно открывшись, я сама дала в руки мачехе оружие против себя. А уж как обратить его себе на пользу, она непременно найдет, в этом я нисколько не сомневалась. Нужно было скорее думать, как защитить себя, но у меня не получалось. За все это время, что сидела под лестницей, я так и не придумала – как?

9. Глава 8

Что время близится к обеду, я узнала по суете на лестнице, по беготне прислуги, кликавшей народ в трапезную, по стражникам, уже отобедавшим и спешащим сменить голодных, стоящих на страже. Их тяжелые шаги, рождающие танец пылинок в свете солнца, падающего из окна и пробивающегося в щели лестницы, будто разбудили меня. Вздохнув, я поднялась с пола и отряхнулась. Пора уже было идти и собираться на встречу с женихом.

После сегодняшней встряски как-то разом ушли все волнения, связанные с этим. Я устала бояться и переживать, да и зависело от меня немногое. А еще где-то в глубине души я понимала, что такое, как случилось у брата с женой, бывает очень-очень редко и сильно надеяться на что-то подобное просто глупо. А хотелось. Но лучше пока настроиться на малое. Пусть бы только жалел, да уважал во мне сестру моего брата, почитал, как положено Северную княжну. Этого будет довольно для начала, а там посмотрим...