- Выйди прочь. Мне нужно говорить с сестрой.
Меня неожиданно поддержала Друна:
- Выйди, милая, и хорошо прикрой за собой дверь, - взглянула пытливо на меня и, дождавшись ухода приживалки, спросила: - Так чего ты хотела, Студена?
- Меня сговорили, сестра. За того, кто давно мил мне, за кого я просила сама. А я боюсь. Что мне делать, скажи? Как сталось, что брат так сильно полюбил тебя? Ведь ты тоже… - задохнулась я словами, не зная как правильно сказать о том, что меня мучит.
Не знаю, что она поняла из моих слов, а только вздохнула будто бы с облегчением:
- Чего ты так боишься - первой ночи?
- Нет, не этого. Я боюсь, что его принудили к женитьбе, нет, не так, - ломала я руки, вышагивая по коврам.
- Я точно знаю, что он согласился на это из-за выгоды, ведь меня он совсем не знает!
- И ты боишься, что сама ты не нужна ему, и он тебя никогда не полюбит? – вздохнула невестка, - такое может быть, но лучше надеяться, что не станется. Зачем заранее думать о плохом? Иди, сядь со мной.
Я опять опустилась на мягкий ковровый ворс у ее ног, глядела во все глаза на ее лицо. Оно немного изменилась в тягости – будто бы чуть припух нос и губы, на переносице и над верхней губой появились темные пятнышки. Но все равно оставалось пусть и не особенно красивым, но милым. Она продолжила:
- Тут я тебе не помощница. Сама боялась этого. А государь разве меня любит? Ты так думаешь? – потянулась она ко мне, а я даже рот открыла в изумлении.
- Друна, да он же…! Да все это видят и знают! Разве ты сама не поняла этого, он не сказал тебе? Разве не был с тобой каждую ночь? Ведь я слышала – говорили об этом.
- Был… целую луну, пока не понесла. Потом матушка запретила – стало нельзя, он и перестал приходить, а теперь даже заходит редко, - вздохнула опять она, а я неверяще закрутила головой. Это что же – больше половины года? Столько он был без жены, пока не решился прийти к Любче? Сердце зашлось от какого-то тоскливого отчаянья. Будто упустила я что-то, не успела, и это что-то - ценное и дорогое рядом со мной и важное для меня, тускнело, выцветало и уходило – медленными, но верными шагами.
- Нельзя было просто спать в одной постели, рядом, обнявшись? Друна! Она и здесь… и тебя тоже! Я не знала! Пойди сейчас, я знаю, я видела – он шел к себе. Скажи ему, что скучаешь, что хочешь его рядом!
- Не могу, я стала страшна - пошла пятнами, опухла. Ноги… лицо…
- Да ты никогда не была милее, что ты говоришь такое, о чем ты?! Он только и говорит, что о тебе, жалеет тебя, тревожится, хранит, оберегает! Сестра! Что она наговорила тебе, скажи? Это ведь она сказала, что ты страшна сейчас? – впилась я взглядом в ее лицо и, поняв, что угадала, застонала…
- Не дай ей делать этого с вами, не слушай ни единого ее слова! Почему ты днями сидишь в светлице, почему сама не ищешь встреч с ним?
- Берегусь…, чтобы дитя не скинуть, - растерянно развела она руками, а я чуть не заплакала.
- Иди… иди к нему. Расскажи что скучаешь, не молчи хоть ты! Она убьет все хорошее! Он любит тебя, я знаю это, с детства знаю его. Только тебя одну и любит, только ты нужна ему. Вставай, вставай сейчас же, я провожу тебя! – сорвалась я на ноги, но она, улыбаясь, остановила меня:
- Скажи, а что ты хотела, зачем приходила сейчас?
И я выдохнула виновато, как-то сразу успокоившись:
- Хотела просить у тебя наряд, такой, как носишь ты. Брат покажет меня сегодня жениху. Но это уже не так важно, пойдем со мной.
8. Глава 7
Мы прошли с ней по проходам до покоев князя, не слушая кваканья мачехиных служек. А потом я со страхом услышала ее знакомые и спешные шаги где-то еще вдалеке от нас. Ее каблучки стучали по доскам пола, а мне будто большие кованые гвозди загоняли под сердце. И я еще быстрее потянула за собой Друну. Она пыхтела рядом, почти стонала: