- Что ж ты так спешишь? Я не могу быстро ходить, - жаловалась невестка, жалобно делилась со мною своим страхом: - Он прогонит нас, занят государственными делами – не до меня ему. Я боюсь помешать, быть надоедливой. Студена!

- Молчи! – слегка подтолкнула я ее в покои брата. Стражник не посмел остановить княгиню, только испуганно глядел на ее большой живот. А я, опять не узнавая саму себя, строго велела ему:

- Никого не пускай сюда, особливо Ставру.

Послушает ли он меня – не знала. Мы с Друной, держась за руки, стояли у двери, а на нас удивленно глядел Саур. Я судорожно вздохнула – мало было времени. Мачеха найдет, как прорваться сквозь ненадежный заслон, а потом – и что сказать к месту, и мне нужно успеть…

- Брат! Вызови любую повитуху, только не ту, что ходит к Друне. Спроси – так ли важно не допустить супружеской близости, как только жена понесла? Я ничего не знаю об этом, а только… она шепчет Друне, что у тебя нет для нее времени, что она стала страшна и должна прятаться от тебя. Не дает ей выйти из покоев, будто бы оберегая…, а твоя жена совсем разучилась ходить. Сидит сиднем, как и моя мама сидела… и я боюсь за нее, - все-таки заплакала я, не выдержав всего этого. Друна возле меня потерянно молчала, опустив голову, и я сердито выкрикнула:

- Она тоскует по тебе, скучает! Любит! А ей говорят, что она страшна, а может, наговорили и еще чего похуже! Неужели же просто зайти, просто сказать, что она важна для тебя и нужна тебе… этой малости нельзя было?

- Нельзя тревожить, утомлять, чтобы не навредить дитенку, - пробормотал брат, вставая из-за стола. Шагнул к жене, жадно вглядываясь в ее лицо.

- Ты и правда тоскуешь по мне, лада моя, скучаешь? – прошептал тихо, а она жалобно всхлипнула:

- Умираю без тебя…

За дверью послышались совсем близкие, спешные шаги – стук каблучков отозвался судорогой страха, скрутившей внутренности. И я выскочила за дверь, прикрыв ее снаружи, прикрыв их собою. Первый раз прямо взглянула в ее глаза – отчаянно, с вызовом. Развела в стороны руки, положив их на теплое дерево – не пущу, пусть хоть убивает прямо здесь. Не знаю отчего, но чуяла, будто сейчас борюсь за свое счастье. Стражник молча стоял рядом. А мачеха сверкнула на него глазами, взглянула на меня снова, повела взглядом на мои руки на стене и… молча развернулась и ушла, потянув за собою темную тень…

Я шагнула в сторону и присела на корточки у стены совсем без сил – ослабели ноги. Сердце колотило в груди, тряслось испуганным зайцем, заболела голова. И думалось мне, что ту тень за ее спиной я вовсе и не придумала себе, потому что откуда бы ей взяться здесь, в полутемном проходе? Стражнику, наклонившемуся ко мне, я тихо пояснила:

- В голове хороводится. Посижу еще миг, а как попустит, так и уйду сразу. Только ты не пускай к ним никого, я прошу тебя… всем дорогим для тебя заклинаю, – шептала я, надеясь, что он не видит, как на деревянном полотне двери тает густая снежная изморозь, стекая вниз прозрачными каплями. Вот как я так? Не сдержалась, не убереглась, а она точно увидела и поняла все, и чего мне теперь ждать после этого? От осознания необратимости случившегося стало совсем плохо.

Вдруг за закрытой дверью послышался тихий смех и потом и разговор, но слов было не разобрать. Потом опять тишина… долгая, и снова тихий, ласковый смех брата. Как тогда, когда они впервые увидели друг друга. Я тоже улыбнулась и подумала – а-а-а… иди все лесом! Будь что будет. Главное – я успела.

Пойти к себе было боязно, да и просто не хотелось никого видеть. Я поднялась, тронула пожилого стражника за плечо и прислонила палец к губам – молчи, не говори никому, где я. Он согласно закивал головой, а я поспешила к дальней лестнице, спустилась по ней и привычно спряталась в темном углу. Подогнула жесткий парчовый подол и, поправив исподнее, шлепнулась задком на пол.