Она продемонстрировала – печать приподнялась, не треснув, и конверт раскрылся без повреждений. Анастасия ахнула.
– А как же подделка почерка?
Мадам Леруа развернула перед ней несколько листов с образцами писем.
– Каждый почерк – это узор. Надо изучить нажим, наклон, форму букв. Она указала на строки. – Сначала копируешь медленно, потом быстрее… пока рука не запомнит движения сама.
Анастасия взяла перо, попыталась повторить завитки чужого письма, но её линии вышли неровными.
– У меня не получается…
– Потому что ты боишься обмана, – мадам Леруа положила руку на её плечо. – Но в нашем мире ложь – такая же валюта, как золото. И тот, кто владеет ею лучше всех… никогда не останется в проигрыше.
За окном послышался стук копыт – где-то на улице остановилась карета. Мадам Леруа встрепенулась.
– Он может приехать раньше, чем мы ожидали. Спрячь письма. И помни: самое важное – не просто прочитать чужую тайну, а сделать так, чтобы никто не догадался, что ты её знаешь.
Анастасия кивнула, пряча инструменты в потайной ящик стола. В её глазах уже не было прежней наивности – лишь холодная, расчётливая решимость.
Урок был усвоен.
Ночью Анастасия решила проведать бедную Мари. Она тайком сбежала из комнаты и решила узнать по больше. Из-за чего же все это произошло.
Чердак «лазарета» был затянут паутиной молчания. Сквозь щели в дощатых стенах пробивался лунный свет, выхватывая из темноты бледное лицо Мари, её дрожащие пальцы, сжимающие петлю из разорванной простыни. Анастасия, едва переводя дыхание после долгого пути по скрипучим лестницам, замерла на пороге.
– Мари… – её шёпот был похож на стон.
Девушка у окна вздрогнула, но не обернулась. Петля уже была накинута на балку.
– Уходи. Ты не должна была этого видеть.
– Стой!
Бумажный лист шуршит под её башмаком. Она поднимает его – письмо с сургучным отпечатком кольца.
– Уходи. Ты не должна была это найти, – Мари не оборачиваясь, произнесла пустым голосом.
Анастасия разворачивает письмо дрожащими пальцами.
– Это… план восстания?
Мари резко поворачивается. В её глазах – движущиеся тени, как в калейдоскопе безумия.
– Он упал из его штанов… когда его волокли по коридору. Кишка тогда оторвалась… (судорожно сглатывает) Я подобрала… из любопытства…
Анастасия видит кровь под ногтями Мари.
Рваный шов на плече сорочки – след чьих-то зубов?
Анастасия делает шаг вперёд.
– Ты не виновата!
Мари внезапно смеётся, и в этом смехе – лёд.
– Каждую ночь во сне он приходит. С вывернутыми суставами и спрашивает, – Где моё письмо, шлюха?
Резким движением Мари швыряет в Настю свёрток. Тот раскрывается в воздухе – это окровавленный обрывок мундира.
Мари уже ставит ногу на табурет.
– Возьми. Отнеси этим ублюдкам. Пусть режут друг друга.
Анастасия бросается вперёд.
– Нет! Мы можем…
Щёлк. Хруст. Тело Мари дёргается в странном танце, затем замирает. Нога в изящном башмачке качается в двух дюймах от пола.
Анастасия стоит, сжимая в одной руке письмо, в другой – клочья мундира. Где-то внизу хлопает дверь – мадам Леруа уже идёт на запах скандала.
На полу чернильная лужица медленно складывается в узор, похожий на дату: 14 декабря.
Скрип ступеней. Тяжёлые шаги. Дверь чердака распахивается, и в проёме возникает мадам Леруа – её тень, удлинённая светом керосиновой лампы, ложится на пол, как чёрный клинок.
Мадам Леруа останавливается, осматривает чердак.
– Ну вот…
Анастасия застыла, прижав к груди письмо. За её спиной качается тело Мари – лёгкое, как осенний лист на ветру.
Настя торопливо, с дрожью в голосе. – Я… я не виновата. Я пыталась её остановить, но…
Мадам Леруа спокойно, почти ласково, – Ты ни в чём не виновата, милая. Мари была… другой. Слишком хрупкой. Слишком слабой.