– Ну-ка, птенчик… – его сапоги гулко застучали по полу.

Она вжалась в стену, но он настиг её за два шага.

– Я знаю, ты что-то видела, – горячее перегарное дыхание обожгло щёку. – Выясню всё. И твой «приличный дом» закроем. А ты…

Грубые пальцы вцепились в прядь её волос, резко дёрнули голову назад.

– …мы с тобой хорошо повеселимся.

Сердце Анастасии бешено заколотилось. В глазах потемнело.

– Ваше благородие! – резкий голос Сюзанны разрезал воздух.

Она стояла в дверях, перекрестив руки на груди. В правой – блестел кухонный нож для разделки дичи.

– Вас ждут дела поважнее, – её улыбка не добралась до глаз. – Позвольте проводить.

Пристав фыркнул, но отпустил Анастасию. Его последний взгляд обещал. Это не конец.

Когда карета уехала, Сюзанна прошептала. – Он не первый. Не последний. Научись кусаться – или сдохнешь.

Сюзанна подозвала Анастасию и отвела к себе в комнату. Усадила за стол перед зеркалом.

Тёплый свет канделябров мягко озарял будуар, где воздух был пропитан ароматом жасмина и дорогих духов. Шёлковые драпировки, зеркала в золочёных рамах и бархатные диваны создавали атмосферу роскоши, за которой скрывались тысячи тайн.

Сюзанна, опытная куртизанка с уверенными движениями и хищным блеском в глазах, стояла позади Анастасии, поправляя её локоны. В её руках блеснула тонкая булавка.

– Волосы – твоё оружие, милая, – прошептала она, вплетая булавку в тёмные пряди Анастасии. – Они видят лишь красоту, но не подозревают, что в ней может скрываться жало.

Анастасия, ещё не привыкшая к правилам этого изысканного мира, смотрела в зеркало широкими глазами.

– Но зачем? – начала она, но Сюзанна мягко, но властно перебила её.

– Потому что мужчины бывают разными. Одни дарят бриллианты, другие – синяки. И если вдруг ласка превратится в угрозу… – её пальцы провели по булавке, скрытой в причёске, – ты должна быть готова.

Анастасия вздрогнула, но кивнула. В её невинном взгляде мелькнуло понимание – этот дом был не только местом наслаждений, но и полем битвы, где красота и опасность шли рука об руку.

Сюзанна улыбнулась, довольная уроком, и добавила ещё одну булавку – на этот раз с крошечным рубином на конце.

– А эту оставь на видном месте. Пусть думают, что это просто украшение.

За дверью послышался смех гостей, и обе девушки встретили отражение друг друга в зеркале – одна уже закалённая, как сталь, другая – только начинающая учиться её остроте.

В доме мадам Леруа пьяные гости были наименьшей из бед. Крики, разбитые бокалы, синяки на бледной коже – всё это воспринималось как досадные, но неизбежные издержки ремесла. Настоящий ужас приходил тихо, в полированных ботинках, с аккуратным кожаным чемоданчиком.

Его звали доктор Гросс.

Он не повышал голоса, не пускал в ход кулаки. Он просто работал.

Когда у девушки обнаруживалась нежелательная проблема, мадам Леруа вызывала его. Сначала – травы, отвары, сомнительные пилюли. Если не помогало – хирургическое вмешательство. Доктор Гросс делал это быстро, почти профессионально. Почти.

Некоторые после его операций больше не вставали.

«Осложнения», – вздыхала мадам, и все понимающе кивали.

Особо фертильным он предлагал радикальное решение – чтобы больше не беспокоили. Некоторые соглашались. Не все выживали.

А те, кто понимал слишком поздно, туго перетягивали животы корсетами, пили сомнительные зелья, молились и надеялись. Иногда это срабатывало. Иногда – нет.

И тогда в саду за домом, под старым вязом, появлялись новые холмики. Безымянные.

Но доктор Гросс умел не только убирать – он умел возвращать.

Невинность.

За определенную сумму он восстанавливал её, как портной подшивает подол. Аккуратные швы, безупречный результат.