Кое-как, огибая маленькие армады и дойдя до ближайшей завесы, представляющей строго очерченные границы планеты, разделённых на зоны, я остановился и взглянул на неё. Завеса была холодна и безразлична, как и всё здесь. Вселенная равнодушно взирала на мою жалкую, глупую борьбу за своё право. Сперва я предположил, что камни у границ будут появляться реже. Предположение оказалось верным, и я решил обустроиться тут.

Через некоторое время завеса начала шипеть. Её гладкая поверхность, неподвижная и монументальная, вдруг зашевелилась. Я услышал хрустящий звук. Она буркнула, пытаясь оттолкнуть меня. На третий раз у неё получилось, и я отлетел на несколько десятков метров, ударяясь об острые каменистые скалы.

– Ага… – выдохнул я безжизненным, бесцветным голосом, поднимаясь на ноги и видя, как чёрные камни пытались окружить меня.

Пошёл чёрный камнепад. Один за другим камни падали, распарывая мою сущность, оставляя жгучие раны. Боль становилась невыносимой, но я не кричал. Я горько плакал.

– Когда я выйду отсюда, – прошептал я сквозь слёзы, – я уничтожу всех. Пусть я погибну. Пусть мне сотрут память. Пусть пустят на переработку. Мне плевать.

Я подставил руки небу, позволяя камням разрывать моё тело, и направился своими ногами в самый тёмный эпицентр Рудников, где находилась сеть скалистых и глубоких пещер, видимых издалека. С каждым шагом боль становилась сильнее, но я не обращал на неё внимание, впитывая её, делая своей. Моя боль была сильнее. Это был мой протест против Вселенной и её бессмысленного закона.

– Я объявляю войну Богу, – сказал я, шагая по острой, колючей маленькой армии. И, может быть, впервые за долгое время я почувствовал, что всё ещё имею право.

– Ааа, ты явилась… Ну залетай, будем знакомы. Я – Лекр. А ты, полагаю, Зольда? – Лекр улыбнулся, щёлкая пальцем. – Хочешь чего-нибудь выпить? У меня как раз появился эфир с Эрго Прокси…

– Нет, спасибо большое, Лекр, да, я Зольда, я надеюсь, не сильно отвлекаю вас отдел. Очень бы не хотелось на самом деле… – она быстро пересекла кабинет, босые ноги мягко ступали по гладкому, блестящему полу, который казался излишне гладким и стерильным. Кабинет выглядел пустым. Лишь одно кресло, тёмное и угловатое, стояло в центре, как трон безвластного короля, к которому уже присоединялось второе, поменьше. И столик с очень дорогим напитком между ними.