Родители же… они растворялись каждое утро за дверью своей лавки. Они возвращались усталые, погруженные в свои торговые расчёты и поиски редких товаров, оставляя меня наедине с тишиной огромного дома. И эта тишина, сплетённая из воя вьюги за стенами, треска поленьев в камине и эха моих собственных шагов по скрипучим половицам, становилась почти осязаемой, плотной, как зимний туман, окутывая меня непроницаемым коконом. Ледяное дыхание зимы снаружи и ежедневные тренировки – всё сплелось воедино, отгораживая меня от остального мира.

Тишину нарушили три глухих, размеренных удара в дверь. Я вздрогнула, мгновенно сбросив дремотную негу. Плед соскользнул на пол, и я, не чуя холода дощатых половиц, поспешила к двери. Засов отодвинулся с натужным скрипом, и в дом ворвался настоящий вихрь – колючий, ледяной, пахнущий снегом, хвоей и бурей. Порыв ветра взметнул искры в камине и на миг погасил тепло очага.

На пороге, окутанная серебристой снежной пылью, стояла Лесли. Снежинки таяли на её ресницах и алых щеках, но улыбка сияла так ослепительно, что, казалось, могла бы растопить сугробы до самой весны. Вокруг шеи было намотано целое облако пушистой шерсти лавандового цвета, а в руке… в руке её не просто был поднос. Легко покачиваясь в воздухе, парил небольшой светящийся шар, сотканный из мерцающего, клубящегося тумана. И сквозь эту эфирную дымку виднелся румяный, пышущий жаром пирог, с замысловатым плетёным узором по краю.

– Лесли! Заходи же скорее! – воскликнула я, распахивая дверь шире и втягивая подругу в тепло.

Она вошла, смеясь, и лёгким, почти незаметным щелчком пальцев заставила шар с пирогом плавно опуститься на старый окованный сундук у входа. Стряхнув снег с плеч, она размотала свой необъятный шарф, который тут же начал чуть дымиться, подсыхая у жарко пылающего камина, и сбила снег с высоких сапог.

Мы прошли в самое сердце дома – кухню, где воздух был густым и тёплым, напоенным ароматами травяного отвара, сушёных яблок и чего-то неуловимо пряного. Чайник на плите тихонько попыхивал паром, обещая скорое чаепитие. Лесли подхватила свой пирог и торжественно поставила его на центр дубового стола. Туманная оболочка, окутывавшая его, истаяла с тихим шёпотом, явив угощение во всей его золотистой, дразняще ароматной красе.

– Ну, как тебе моё маленькое кулинарное волшебство? – спросила она, и в её голубых глазах заплясали озорные искорки.

– Выглядит так, словно его пекли для королевского стола, – честно выдохнула я, вдыхая запах печёного теста, ягод и, кажется, корицы.

Мы уютно устроились за столом. Горячий, терпкий чай обжигал губы, прогоняя остатки холода и одиночества. Пирог оказался восхитительным – с кисло-сладкой начинкой из лесных ягод, собранных, верно, ещё до первых снегов. Лесли с любопытством наблюдала, как я наслаждаюсь угощением, а потом, отпив глоток чая, спросила:

– Ну, рассказывай, Кейт. Как твои тренировки? Аллен всё также суров?

Я вздохнула, тепло пирога и дружеское участие немного смягчили воспоминания о последних занятиях.

– Ох, Лесли, бесспорно суров. Он словно испытывает сами пределы моих сил и разума. Каждое занятие – новая головоломка, хитрее и опаснее прежней. Мне порой кажется, что я блуждаю в лабиринте его замыслов, отчаянно пытаясь нащупать верный путь, а он лишь наблюдает со стороны, не давая ни единой подсказки.

Лесли сочувственно улыбнулась, но тут же ободряюще положила свою ладонь поверх моей.

– Не говори так! Ты же справляешься, я знаю! А Аллен… – она мечтательно прикрыла глаза. – Ох, я всё ещё горю желанием взглянуть на него вблизи, на этого твоего загадочного, молчаливого наставника! Обещай, Кейт, ну пожалуйста, как только первые ручьи пробьют дорогу сквозь снег и мир снова зазеленеет, ты возьмёшь меня с собой хоть разочек! Просто посмотреть!