Я усмехнулась.

– Я уж было подумала, твой интерес к нему поостыл.

– Что ты, Кейт! – Лесли даже привстала от возмущения. – Да я на днях видела его возле Школы! Он стоял под падающим снегом, один, смотрел куда-то вдаль… такой… знаешь, словно не здесь был, а где-то далеко, в иных мирах. И наши взгляды встретились! Всего на одно мгновение, но у меня внутри словно серебряный колокол ударил, так сердце зашлось! Он даже не улыбнулся, но…

– Ну, раз колокола звонят, и сердце заходится, – прервала я её пылкий рассказ, улыбаясь, – то слово даю. Как только зима ослабит свою ледяную хватку, представлю тебя Аллену.

Когда последние крошки восхитительного пирога исчезли с тарелки, а чай в чашках давно остыл, превратившись в тёмное, пахучее зеркало, Лесли наклонилась ко мне через стол. Пламя свечи дрогнуло, и её взгляд стал серьёзнее, пронзительнее.

– Скажи, Кейт… после той беседы в кабинете Мабергора, вы ещё возвращались к разговору о бале?

Я кивнула, вспоминая короткую встречу.

– Да, мы виделись мельком. Профессор лишь напомнил, что моя роль – быть спутницей Эйвинда, Наследного Принца Королевства Ветра, – это не просто мимолётная честь, но и важный долг перед… многими. И что готовиться нужно уже сейчас не откладывая. Сказал, что как только луна начнёт убывать после пика середины зимы, меня будут ждать в королевском замке. Там будем выбирать ткани и фасон платья, достойный того, чтобы предстать на Весеннем бале.

– О, Кейт, это же замечательно, – прошептала Лесли, её глаза засияли. – Стать парой самому принцу Эйвинду, пусть и на один вечер! Представляю, как все эти девицы, что только и умеют строить пустые мечтания да морочить голову, просто позеленеют от зависти! Они будут шипеть тебе вслед, как гадюки под прошлогодней листвой!

– Нашла чему радоваться – змеиному шипению, – я попыталась улыбнуться, но почувствовала, как цепкий холодок беспокойства стиснул сердце. – Такое внимание… оно давит, Лесли. Все взгляды будут прикованы ко мне, каждый шёпот будет обо мне. А я ведь иду туда не ради танцев под хрустальными люстрами и не ради улыбки принца.

– Я понимаю, – тихо кивнула Лесли, и её озорная улыбка смягчилась, стала теплее, глубже. – Но ты справишься. Твоя сила в твоём несгибаемом духе. Ты пройдёшь сквозь это. Ты уже говорила родителям?

– Да, – я вздохнула. – Они… они были на седьмом небе от счастья. Мама уже перебирает свои старые шкатулки с фамильными драгоценностями, прикидывая, что подойдёт к балу. Отец ходит по лавке такой гордый, будто не его дочь, а он сам получил приглашение. Ещё бы, их единственная дочь будет танцевать с принцем…

– Я бы тоже распиралась от гордости, если бы не знала истинной и тайной подоплёки Весеннего бала, – и она тихонько, заразительно фыркнула от смеха.

Я не удержалась и тоже рассмеялась, хотя мой смех был тоньше, с привкусом горечи и неосознанной тревоги. Это была наша маленькая, опасная тайна посреди этого большого, заснеженного мира.

Так мы и сидели, погруженные в разговор, пока пламя единственной свечи на столе не стало совсем низким и трепещущим. Оно отбрасывало на стены длинные, искажённые, пляшущие тени, которые превращали знакомую уютную кухню в таинственный чертог, полный секретов. Чашки давно опустели, а за окном царила глубокая, бархатная ночь, и лишь далёкий, приглушённый вой вьюги напоминал о власти зимы. Когда старые часы в холле пробили семь глухих, медных ударов, Лесли поднялась.

– Мне пора, Кейт, – сказала она потягиваясь. – Иначе я рискую стать частью пейзажа – красивым сугробом у твоей двери.

Я проводила её до порога, снова впуская в дом колкий морозный воздух, пахнущий снегом и вечностью. Прежде чем она шагнула в белую, клубящуюся мглу, окутанная своим огромным лавандовым шарфом, я тихо позвала её: