– Так точно.

– К чему же?

– Не к чему, а к кому. К тебе.

– Ого как… Может, и ещё что-то есть ко мне?

– Определённо. Только страшно говорить об этом.

– А ты скажи.

– Боюсь, ты будешь неприятно удивлён и снова озадачен.

– А вдруг реакция будет совсем другой?

Ох, вряд ли… Но поздно. Сама же захотела сказать и А, и Б.

– Не будет, но ладно. Быть может, я тебя вообще люблю.

Вообще люблю.

Тебя.

Люблю.

Вообще.

Вот и всё.

Я откладываю телефон, встаю, кое-как отпираю дверь, со второй попытки надеваю «коридорные» шлёпки, шатаясь, дохожу до бытовки. Опираюсь там на ящик с нашей обувью, ощущаю, как колотится моё сердце  эти удары, кажется, везде: в груди, в ушах, в висках… Делаю пару шагов к раковине. Мои руки не просто дрожат, а уже трясутся, я с трудом набираю пригоршни ледяной воды, умываюсь. Так же нетвёрдо возвращаюсь в комнату, беру телефон, не глядя обновляю страницу с сообщениями ВКонтакте.

– Насчёт «озадачен и удивлён» ты была права, вот только не неприятно, а, скорее, наоборот.

Скорее наоборот.

ВОТ И ВСЁ.

Хватит. Спать. Сколько хочу. Как мудро я решила, что завтра никуда не пойду.

А потом ты будешь переспрашивать. Потом просто спрашивать – о том, почему именно я грущу. Расскажешь о своей «дефектности» в плане взаимной любви, о том, что однажды сам убил в себе это чувство – потому, что оно убивало тебя. А я скажу, что уже давно всё это предполагала и знала, что в себе ничего убивать не буду, буду жить дальше со всем, что есть, смирюсь с безответностью. Ты просто ответишь, что это мой выбор. Конечно. Исключительно мой.

«Именно убивало. А как ещё это назвать? Когда принимаешь алкоголь вместе с транквилизаторами, потому что иначе просто не можешь уснуть от постоянно накатывающих воспоминаний. Чтобы хоть как-то оградить себя от реальности, избавиться от мыслей о том, что постоянно пытаешься забыть…»

О ней. О той синеглазой художнице с Дальнего Востока, с которой у вас что-то окончательно разладилось в конце марта прошлого года. Когда, как я верила, начался «другой период», «не случайно и не зря». А теперь открыла для себя, что «плакать в подушку» – это, к сожалению, не только книжный штамп. Из-за чего именно я это открыла? Кого мне жаль? Тебя или себя?

И что мне тебе ответить? Как мне тебе помочь?

***

13-ое февраля. Значит, тебе осталось отмучиться ещё пять месяцев. Уже больше половины пройдено, отлично. А ещё это значит, что завтра тот-самый-идиотский-типа-праздник.

В преддверии которого я решила, что больше не буду говорить о любви. Ты и так всё знаешь.

– Сейчас даже удалось поспать пару часов.

– Ну, это несерьёзно(

– Да. Я бы вообще предпочёл спать вечно.

Начинается.

– Это почему ещё?

– Потому, что в своих снах я другой. Не та хрень, что собой в реале представляю.

– Ты представляешь собой Личность. Неповторимую.

– Да ну. Стрёмная пустая душа.

– А вот и нет.

– А вот и да.

– Здесь ты меня не переспоришь.

– Даже и не собираюсь.

– Конечно, потому что ты не прав.

– Только чем ты это докажешь?

Докажу без труда. Только замаскирую то самое слово.

– Видишь ли, будь у тебя «стрёмная и пустая» душа, меня бы не угораздило. Уж поверь. И ведь угораздило не меня первую, не меня последнюю, да и сейчас, возможно, не я одна такая. А то, что в своих снах ты другой, означает, что ты таким внутри себя стремишься быть. Или же, скорее, что ты такой и есть. Да, во снах может быть бредовый сюжет, бредовая обстановка, но нереального, не твоего характера там быть не может. И сами твои слова про «стрёмность и пустоту» уже говорят об обратном. Будь всё на самом деле так ужасно, у тебя бы и мысли не возникло заикаться о своём несовершенстве. Потому что – очевидно, не правда ли? – ты бы его и не замечал.