Карта перекрытых дорог Дарина Леднёва

Сегодня я уезжаю.

Не первый раз подолгу смотрю на расписание автобуса № 12, выбирая время для отъезда, не первый раз проверяю содержимое собранной сумки – всё ли взяла.

В этот раз в сумке всё почти как обычно. А в мыслях… Прочно утвердившегося размытого образа восемнадцатилетнего парня, живущего в полутора тысячах километров от меня, там точно раньше не бывало. Этим, в основном, теперешний мой отъезд и отличается от всех предыдущих.

Из-за этого образа нынче и уезжаю. Сбегаю на время. Хочу очиститься: каша в голове слишком густая. Много лишнего, и почти всё оно вокруг этого «утвердившегося образа» и сконцентрировано. Но сам «образ» – не лишний, и от него всё равно ведь не очиститься.

Ни-ког-да… Ни-ког-да… Прыгаю вниз по ступенькам в такт этому слову, разбитому на три части и растерявшему свой начальный смысл. Вахтёр, наверное, заметила мою улыбку.

Сейчас конец марта. Снег уже успел подтаять и превратиться в слякоть. Я люблю слякоть – естественное предшествие поздней, «зелёной» весны. Всякой грязи под ногами действительно много, но под ноги нужно только смотреть, а не всматриваться.

Огромные нерастаявшие сугробы вгрызаются в свежее светло-синее небо. Хоть сейчас надевай солнцезащитные очки – щурюсь так, что почти ничего уже и не вижу. Умерить бы шаг – кажется, так долго ещё идти до автобусной остановки… Так долго, что можно успеть надышаться, уловить неуловимое и объять необъятное.

Я уезжаю на три дня. Не беру с собой ничего, кроме белья, учебника биологии (надо же начинать готовиться к экзамену) и телефона с обычной симкой Tele2, а не МТС с безлимитным интернетом.

Возможно, и не очищаться я еду, а «делать паузу». Боятся же все «заслушать» любимые песни или объесться любимой колбасой настолько, что к вечеру не останется места для любимых эклеров. Вот и я боюсь «объесться». Переобщаться.

На три дня в свой старый, не меняющийся мир, в котором никогда не слышали о «размытом образе», в котором белые двери в комнатах и солнечные блики на потолках. От этих потолков отскакивает вся принесённая мною извне информация. Даже о том, что мне и впрямь интересно и дорого. Я проношу её сюда аккуратно и всегда держу при себе. Всегда молчу.

И успокаиваюсь. Моментально успокаиваюсь на время и действительно очищаюсь… на время же.

***

Лилька всё-таки пришла. Стоит, как обычно, в начале коридора, ведущего в начальную школу, подпирает спиной стену. Пряди крашеных в иссиня-чёрный цвет волос закрывают пол-лица: так она скрывает свои «ужасные прыщи». А по-моему, самое ужасное в её сегодняшнем облике – набрякшие синие мешки под глазами. Ещё бы, после вчерашнего-то… Наверное, у меня самой почти такие же. При том, что я ничего не пила, не считая пары глотков из Анькиной бутылки – просто для того, чтобы убедиться, что её содержимое отвратно ровно настолько, насколько я себе представляла.

– Ну, привет. Всё-таки решила прийти?

– Привет… – едва слышно ответила Лилька. – Слушай, а чего вообще вчера было?.. Я вечером у забора своего проснулась… Отец растолкал…

– Так ты совсем ничего не помнишь?

– Видимо, совсем…

– Окей, – вздохнула я и начала рассказывать, параллельно переодевая сменку. – Пошли мы с вами вчера на трубы. Ты уговорила Грязина купить два каких-то коктейля. Он так и сделал, но ты всё равно не захотела, чтобы он сидел с нами. Ну, бедняга обиделся, отдал бутылки и ушёл сразу. А вы с Анькой упились до беспамятства. Соревновались, кто дальше плюнет. Ты падала постоянно…

Лилька со вздохом выругалась и закрыла лицо руками. Мы пошли к раздевалке сдать куртки, оттуда – к кабинету русского.

– Ну, часам к шести до меня наконец допёрло, что дело всё-таки совсем плохо, и я вас уговорила выдвигаться оттуда. Вот тогда начался вообще кромешный… Здравствуйте, Юлия Сергеевна!

– Здравствуйте, девочки, – сухо ответила классная и прошла мимо.

– Походу, она уже всё знает… – удручённо пробормотала Лилька.

– Скорее всего, – хладнокровно поддакнула я.

Весьма вероятно, что классная и впрямь всё знала. Вряд ли инспектор по делам несовершеннолетних вчера позвонила только мне.

Но этот момент я решила разъяснить Лильке чуть позже. Зачем же нарушать логику повествования?

Поэтому Лилька узнала и о том, как долго я тащила их на себе по району, как сильно она ударилась головой, упав на раскатанной ледяной дорожке… Как на одном из перекрёстков мы встретили компанию, душой которой оказался незаслуженно отшитый Грязин. Как они – Грязин и две его спутницы – великодушно впустили нас в квартиру, из которой сами вышли не так давно за «добавкой». «Просто им надо минералочкой желудок прочистить! Тогда им сразу станет лучше! И всё будет окей! – со знанием дела заявила одна из девушек, рыжеволосая Арина в милом голубом беретике. – А ты одна здесь, похоже, трезвая, да? Сколько тебе лет? 15? А мне 16! Ничего страшного, понимаю тебя, тоже совсем недавно оказалась в первый раз в такой ситуации…» Потом Арина узнала, что у меня не было с собой денег даже на минералку, и метнулась за ней в ближайший магазин сама.

Поведала я подруге и про квартиру. Наверное, о том, что происходило именно там, ей хотелось бы узнать меньше всего. Но я рассказала всё, не упуская деталей. Рассказала, как Лилька без памяти рухнула на пол в зале. Как Арина позвонила своему парню и попросила вызвать к тому дому такси. Умолчала разве что о том, как я стояла на древнем балконе и едва не ревела, глядя на свет немногочисленных оранжевых фонарей и мерцающие вывески ближайшего ТЦ. И ещё о том, что Анька вела себя куда пристойней (если здесь вообще уместно это слово): всё время ожидания такси она проспала одетая в кресле, свесившись на подлокотник. Лишь минут на пять выходила за мной на балкон и извинялась. «Не плачь!» – просила она тогда. «Я не плачу». «Нет, я вижу! Я вижу огни… Я вижу твои глаза…» Нет уж… Об этом с Лилькой не буду. Она и так за что-то сильно не любит Аньку. Скрывает это лишь потому, что я-то люблю их обеих и не хочу «делать выбор» или «метаться между двух огней». Хотя, честно говоря, именно так я себя и чувствую. Между двух огней. Очень часто. А пожаловаться на это могу только…

– Так а таксист нас прямо по домам развёз?

– Прямо по домам. Только вот я уж не выходила проверять, дошли ли вы до самых дверей. Извините…

– Нет, ты чего, спасибо тебе… Без тебя мы бы и из района того не выбрались…

– Да, вас нашёл бы вечерний патруль. Грязин сказал, они как раз где-то в такое время обычно ездят. Так что мы на эту компашку очень удачно наткнулись.

Лилька снова вздохнула и выругалась.

– Но вот Аньку я бы могла проводить… Тогда бы и Ю.С. ничего не узнала…

– В смысле?

– Да короче, её бабушка потеряла и пошла ко мне домой. Расспросить, что, где и как, когда последний раз виделись. На звонки ведь Анька тоже не отвечала… До меня-то бабушка дошла. Я ей наврала там всякого, конечно… Но вот именно в то время, когда её не было дома, Аньку и привезли. Ключ-то к домофону она кое-как приложила, а вот в квартиру попасть уже не смогла. Стучалась там, буянила, видимо… Ну, добрые соседи и вызвали кого надо. А мне потом инспекторша звонила… Там тоже пришлось выкручиваться. Я даже с телефоном на лестницу вышла, чтоб мама не слышала ничего.

О да. Один из немногих моментов в жизни, когда мне показалось очень удачным жить с мамой-преподавателем на «семейном» этаже студенческой общаги. В случае таких вот телефонных разговоров, например, можно сделать вид, что уходишь всего-навсего в места общего пользования в конце коридора…

– Ну и Ю.С. она наверняка потом звонила. А вас, скорее всего, на комиссию потом позовут. Так что будь готова.

– Да меня ж мать тогда убьёт! Или я сама вскроюсь! Анька наверняка уже там всё разболтала… Не могла она себя потише вести, а! – разнылась Лилька.

– Да Анька-то тут при чём… И из-за чего вскрываться? Вас даже на учёт вряд ли поставят, у меня мама знает всю эту процедуру. И саму эту инспекторшу знает. С такими-то студентами…

Спустя два урока от тяжких дум и затянувшихся последствий алкогольной интоксикации Лилька уснула прямо на геометрии.

– О, смарите, Лисицына дрыхнет! – гоготнул сидящий позади нас Лосев, парень с наглой смуглой мордашкой и с серьгой в ухе.

– Так, Саша! – слегка прикрикнула на него учительница.

– Гы, – ткнув Лильку линейкой в спину, выдал сосед Лосева, Белугин, парень с отчаянной пустотой в светло-голубых глазах.

– Чё те надо, придурок?!! – взорвалась Лилька, резко развернувшись к парням. По-гиеньи захихикали на «камчатке» «гламурочки» в ярких кожанках, с лицами на несколько тонов темнее шей. Усиленная гримировка, она такая.

– Лиля! – удивлённо воскликнула учительница.

– Так а я-то чего? – справедливо возмутилась подруга, но уже не столь рьяно, потому что парни отстали. Отстали, быстро перейдя на новую тему. Вернее, вновь обратившись к извечной.

– А где Анька-то у вас? – заёрзал на стуле Белугин.

– Не, я её вчера у «Койота» видел! Каждую пятницу зажигает там, наверно!

Снова смехоподобное скрежетание с камчатки.

– Да ты чё, её туда уже и пускать перестали поди!

Мне показалось, что Лилька даже улыбнулась.

***

– Привет.

– Привет.

– Как дела твои нынче? Как настроение?

– Дела отстойно. Предвижу, что скоро будут ещё хуже. Настроение соответствует. А ты-то как там?