Вспыльчивый и драчливый Абдулка в силу возраста (самый младший) не представлял особой опасности и, значит, его можно было дразнить безбоязненно. Да, дети жестоки…

Аня привстала, всматриваясь, где там её Лиза? Жаль, что их детский садик закрылся до осени, так и не выехав загород. Всё-таки надо было принять предложение Натальи Ильиничны и отправить Лизу на дачу, которую Снегирёвы снимали с начала лета. Хоть на пару недель.

Сзади пробежал ветерок, как если бы в комнате открылась дверь.

«Баба Клава с рынка вернулась», – догадалась Аня.

Она обернулась… и увидела военного, державшего в одной руке фуражку, а в другой чемоданчик. Серый френч его украшали орден Красной Звезды и золотистый знак участника Хасанских боёв, в чёрных танкистских петлицах было по две «шпалы».

– Здравствуйте, товарищ майор, – улыбнулась Аня, сразу узнав сына Клавдии Семёновны, будучи, правда, знакома с ним исключительно по рассказам бабы Клавы.

– Добрый день, – ответно улыбнулся Николай Дмитриевич Колпин. – А вы, если не ошибаюсь, Анна? Мне о вас мама писала.

Аня невольно загляделась – так хорош он был! Правильные черты лица против обыкновения вовсе не придавали ему холодности, но создавали ощущение какой-то славной гармонии, а от улыбки и лучистых глаз исходил добрый свет. Может, он и не был на самом деле так хорош, но таким его увидели её глаза и сердце, которое вдруг ожило, словно в пересохшее русло хлынула река.

Да, для любви её сердце было – очерствелая земля, мёртвое место.

Уж как ни пытался ухаживать за нею историк Борис Юрьевич Владыкин – – всё без толку! Впрочем, второй холостяк в их педагогическом коллективе – Евгений Львович Копытин, пьющий и невыдержанный учитель математики, вряд ли мог составить конкуренцию Владыкину – человеку трезвому, педантичному, высокоморальному, жившему с мамой, между прочим, в двух комнатах в малонаселённой коммунальной квартире.

И вдруг…

Это было внезапно, как ливень.

Колпин тоже не мог оторвать взора от этой молодой женщины на фоне летнего окна, казавшейся золотистой, потому что такими были её волосы, глаза и свет за спиной. И так свободно, открыто плыла улыбка по её лицу!

– Клавдия Семёновна на Рогожский рынок поехала, – сказала Аня.

Колпин кивнул.

– Я сюда чемоданчик поставлю?

– Конечно! Проходите, пожалуйста, располагайтесь, – начала Аня было и осеклась. – Что я говорю? Вы же к себе домой приехали!

– Дом у нашего брата – «нынче здесь – завтра там»! Я так и не представился: Колпин Николай Дмитриевич.

– Ну а я, как вы поняли, Аня.

Колпин поставил чемодан, пожал её протянутую руку.

– Еду к новому месту службы. С Дальнего Востока на Запад, через всю страну. Вот, заглянул на пару деньков.

– Я рада, – ответила она, чувствуя, что это именно так, а не просто долг вежливости. – Скоро Клавдия Семёновна вернётся, обедать будем.

– Отлично! Я с дороги умоюсь?

– Конечно! Одну минуту! – кинулась Аня к шкафу.

Принимая от неё свежее полотенце, Николай заметил:

– В квартире табачным дымом пахнет. Павел Демьяныч начал курить или у нас новый сосед?

– Так это Виктор Сергеевич.

– Поздняков? – удивился Колпин.

– Он самый. Месяц как вернулся. Сняли все обвинения и выпустили. Только никуда на работу не берут. Вот он днями напролёт сидит и курит на кухне, курит и молчит. Мы его не трогаем.

– Да, досталось человеку…

Пока Колпина не было и не пришла ещё Клавдия Семёновна, Аня решила спуститься в усадьбу за Лизой.

Второй день в Москве стояла температура под тридцать. На улице, от асфальта поднималось марево, дышалось с трудом. Жара была безысходная, сковывающая.

«Завтра же отвезу дочь к Снегирёвым! – сказала себе Аня, ступая под сень дубов, где было тенисто, но всё равно знойно. И вдруг ей подумалось: господи, каково ему в форме, в ремнях?!».