– Простите, может, вам доводилось знать майора Колпина? – сказала Анна, удивляясь тому, что начинает этот нелепый, в сущности, разговор. – Он тоже танкист.

Капитан остановился на ней небольшими зеленоватыми глазами. Он был плохо выбрит, и от него слабо, но уловимо пахло спиртным.

– Нет, не доводилось. В каком месте он служил?

– Под Белостоком.

Капитан отвёл взгляд.

– Наверно, ещё из окружения не вышел. Очень не просто это – с одним пистолетом… Мне вот повезло!

– Почему с пистолетом? – не поняла Аня. – Где же ваши танки?!

Капитан горько усмехнулся.

– Танки, пушки, самолёты… Ничего там от Красной Армии не осталось! Вот подлечусь – и в Горький, преподавать в бронетанковом училище. Делать из трактористов танкистов…

«Ещё не вышел из окружения», – проговорила про себя Анна, цепенея перед догадкой: капитан просто пожалел её и не стал лишать надежды! Но может ли быть надежда, если «ничего там от Красной Армии не осталось»?!

Анна вдруг отчётливо ощутила, сколь непредсказуема жизнь, потому что её выстраиваешь не ты, а кто-то жестокий и своенравный. Он словно бы нанизывает события, как бусы, и только от его каприза зависит, какой горошине нынче черёд. Но разве в её нитке было недостаточно чёрных бусин? Эй, ты! Хватит! Не смей у меня ничего отнимать!

«Он обязательно вернётся» – изо дня в день повторяла Аня, и вера, в конце концов, отогнала страхи. Они, конечно, никуда не делись, но сидели смирно, не высовывались. До поры, потому что это была, всё-таки временная победа.

Но если одни страхи давали передышку, то другие – на фоне того, что положение под Москвой становилось всё хуже и хуже, – не давали покоя.

К октябрю фронт уже был в непосредственной близости от города.

Александра Яковлевна, Виктор Сергеевич и Боря эвакуировались летом вместе с проектным институтом, в который ещё в сентябре сорокового года Виктор Сергеевич был неожиданно принят ведущим инженером (после этого он воспрял духом и сделался, как прежде, – энергичен, целеустремлён).

А Снегирёвы в эвакуацию не поехали. Дело в том, что Павел Демьяныч неожиданно оставил директорскую должность и вступил в народное ополчение. Этим поступком были поражены все и в наибольшей степени, похоже, его жена Наталья Ильинична. Теперь она в своём ожидании весточки с фронта присоединилась к Клавдии Семёновне и Анне.

Знала ли Клавдия Семёновна об отношениях Анны и Николая? Знала, с того самого утра, как Николай вернулся из поездки на дачу Снегирёвых.

– Что ж, Аня там осталась? – спросила Клавдия Семёновна, поджав губы и считывая со светящегося лица сына весть о постигшем его счастье.

– Да, погостит там с неделю.

– Мог бы и с матерью побыть денёк.

– Ну так у меня поезд только в шесть. Набудусь ещё! – приобнял он мать.

Вернувшись через неделю от Снегирёвых, Аня обнаружила, что Клавдия Семёновна с ней суха, молчалива. Это поначалу озадачило, однако вскоре она поняла: Клавдии Семёновне обо всём известно, и её совсем не радует выбор сына. А ведь, и в самом деле, чему тут радоваться? «Женщина с ребёнком, не слишком молодая, у которой к тому же бывший муж – убийца, – Анна горько усмехнулась. – Та ещё партия!»

Через некоторое время Клавдия Семёновна смягчилась, очевидно, войдя во мнение, авось Бог милует! Однако, вскоре поняла: не милует, ибо Николай не только регулярно писал письма Анне, но ещё и гораздо чаще, чем ей! Скрепя сердце, Клавдия Семёновна смирилась. Или сделала вид.

И это тоже было хорошо, поскольку избавляло Аню от неизбежных, случись по-иному, объяснений.

Правда, иногда Анна всё-таки замечала за Клавдией Семёновной некоторую сдержанность, но ничего подобного она никогда не проявляла к Лизе!