Излом Изотова Оксана Нечаева

 “Может ли цивилизация, которая создает целые миры, но не в состоянии справиться с мошкой и гнусом, претендовать хоть на какую-то великость? Эта вездесущая мошка, не дающая даже думать… Да что там думать! Дышать полной грудью не дает! А какой здесь воздух! Жаль, мороз и ветер не для долгих прогулок. Да и мне нелегко уже. Пара столетий на Плато Путорана – шутка ли? Два месяца сомнительного лета мне мало, чтобы зарядиться на длительные холода. Да, наши климатологи здесь не проявили гуманности. Я бы предпочел уютный солнечный остров и успокаивающий шепот прибоя… ммм… да…”

 Оскар любил поразмышлять и побродить в одиночестве вдоль крутых изломов горной реки. Он всегда отдавал должное специалистам по ландшафтному дизайну Земли. Плато Путорана – было одним из ярчайших их шедевров. Еще сто двадцать миллионов лет назад здесь бушевали вулканы и изливалась огненная лава. А сейчас – это извивающиеся разломы каньонов, будто отметины когтей гигантского дракона. Красно–коричневые скалы раскрашены гигантской кистью как слоистый пирог. Ветер, холода и сейчас продолжают работать над задумкой главного дизайнера, превращая гигантские базальтовые «столбы» в отвесные обрывы. Вода шумно торопится заполнить пространство и строит свою сеть с порогами и водопадами. Глубина кристальной чистоты озер известна, пожалуй, только Великому. Не напрасно же он избрал именно это место. Где еще в полной мере можно насладиться своим величаем, как не на краю оглушительного водопада. Вода разбивается в мелкий ледяной дождь и растворяется в воздухе десятками счастливых радуг. А ведь это надо было не только спроектировать, а воплотить!

 Оскар не любил зиму. Этот жестокий, бесконечный ледниковый период изматывал и испытывал на прочность его немолодые суставы. Чего ему стоила черная полярная ночь с симфонией тоскливой вьюги, поющей об одиночестве.

 Но Оскар понимал – именно климат и труднодоступность сохраняли покой и сводили к минимуму присутствие людей. Их всегда притягивали тайны Плато Путорана. За столетия Оскар повидал здесь много исследователей и авантюристов. Как не пытались обитатели планеты Паэтон скрыть свое присутствие на Земле, но неизбежно попадали в предания и легенды древних эвенков. А Плато Путорана тунгусы стали приписывать чудодейственную силу исполнения желаний.

Люди всегда были главной головной болью Оскара. Он, как и другие Демиурги, писал их судьбы, читал, вносил коррективы и вычеркивал. Он был творцом своих Проектов. Награждал их способностями, проектировал таланты и просчеты, вел по жизни, открывал возможности, подбрасывал случай. А уже самому Проекту надлежало превратить все это в свой личный опыт и свою уникальную жизнь. Оскар был убежден, что Проект должен оставить больше, чем в него вложили, и уйти. Уйти с отрицательным балансом, как Демиург это называл. Он всегда помогал и протягивал руку, подталкивал и сопереживал.

 Но эти люди! Человек – самый сложный и непредсказуемый проект. За сотни лет Оскар сталкивался со многими препятствиями и неудачами. Бывало, что Проект застрянет, он стоит на одном месте и не удается раскрыть его и завести. Он становился причиной бессонницы и подорванных сил своего создателя.

Оскар всегда встречался с Проектом накануне его ухода, редко – в переломные периоды жизни. На этом настаивал Великий, он считал это работой над ошибками. Каждый проект должен выполнить свою миссию и уйти, не задерживаясь ни дня. Надо освободить место. Иначе нет смысла. Да и человек такой несчастен. Он становится обузой, на него тратят свои ресурсы другие проекты. Великий не терпит расточительства.

 Сегодня Оскар идет на защиту своего Проекта.

 Шеф всегда вызывал ночью или на рассвете. Днем он был занят. Никто не знал, спит ли он когда-нибудь.

Перед встречей Оскар всегда испытывает внутреннюю дрожь и не может справиться с волнением: ведь решается судьба его Человека. Шагая на аудиенцию по длинному темному туннелю с шершавыми стенами, он вздрагивает от каждого шороха. От гула шагов то справа, то слева просыпается желтая пара чьих-то глаз. Где-то хлопает дверью скрипучий сквозняк. И шепот, шепот, какой-то легкий шепот стоит в голове.

 Оскар всегда заходит к Великому с благоговейным трепетом. Руки опять предательски дрожат, сухое горло сжимает страх, мешает собраться с мыслями.

В кабинете Великого всегда полумрак, все знают, что шеф не любит яркого света. В центре тяжелый письменный стол, где всегда беспорядочно разбросаны неожиданные и несвязанные между собой предметы: бумажные свитки, рукописи, игральные карты, граненый стакан из мутного стекла в серебряном подстаканнике со странной кипящей жидкостью. На краю стола модель Земли, по которой движутся огни – одиночные в океанах и выстроившиеся в длинные линии на магистралях материков. Завораживают большие, старинные, инкрустированные позолотой, песочные часы, которые никто никогда не переворачивает.

 Комната кажется пустой, но Оскар знает, что Великий здесь. Он не любит опозданий подчиненных и сам всегда пунктуален. Сегодня шеф раздражен. Об этом прошептала черная ночь за окном, невыносимая выжидающая тишина и липкий тяжелый воздух. Медленный шепот золотого песка часов напоминает, что время не ждет.

Стена справа, в бордовых потертых обоях с золотым орнаментом, ничем не примечательна, если бы не странная дверь. Она всегда разная: то старая деревянная с паутиной в углу, то новая белая, как в приемном покое больницы, то заколоченная кривыми досками. Неизменно одно – она всегда закрыта.

 На стенах бесшумно пляшут оранжевые тени пламени, хотя в комнате нет камина. Все знают – это замыслы Великого. Они сливаются в танце чьих–то судеб, роковых случайностей и счастливых встреч. Они то обрываются, словно обозначив фатальный исход, то извиваются вверх, к потолку, решив выкрутиться из невероятного тупика.

Стены слева не было. Ее не было никогда. Эта часть кабинета утопает в черной пустоте. Говорили, что так выглядит черная дыра или бездна. И даже слышали, как туда кто-то проваливался. Шеф туда иногда уходил, а за ним уплывали его пляшущие мысли. Оскар так и не смог привыкнуть к этой черноте и никогда не смотрел в ту сторону. Он знал, что присутствует на кухне жизни. Но ему не дано проникнуть во все ее секреты.

Окно напротив распахнулось и в лицо ударил запах гари. За спиной заскрипел пол под чьей-то невидимой тяжестью. Оскара затошнило, закружилась голова. Сзади раздался хриплый низкий голос грузного, малоподвижного человека:

– Я читал его жизнь… пресно… – сказал Великий.

 Демиург вздрогнул от неожиданности, сердце бешено заколотилось, пульс застучал в висках. Он опустился на стул. За окном в небе с глухим уханьем промелькнула тень, на мгновенье скрыв полную луну. Когда комната осветилась, Великий уже сидел за столом. Он говорил медленно, вязким, тягучим голосом, делая длинные паузы, сглатывая мокроту:

– Ты вложил в проект многое… ум, талант… Но ты его так и не включил. Он повис, как ненужная ноша! – Тяжелое тело шефа еще больше склонилось над столом, широкие плечи ссутулились, он вздохнул и опять погрузился в раздумья.

 В полумраке Оскар плохо видел его лицо. Гладкие волосы открывали большой лоб, отекшие полузакрытые веки, усталые фиолетовые глаза с узкими вертикальными зрачками. Великий всегда был задумчив, нетороплив, он разговаривал как бы вскользь, отвлекаясь от мыслей. Он был далеко и думал о своем. Шеф даже редко смотрел на собеседника. Ведь он уже все это видел, ему все было понятно.

 Наступила тишина. Золотой песок старинных часов на столе шефа сыпался со зловещим шепотом. Великий медленно поднял ладонь, обращенную к часам, как к надоевшему собеседнику, желая, чтобы тот сделал паузу в пустой болтовне. Шепот прекратился. Песок перестал сыпаться и время встало. Великий сам решал: тратить его на тебя или нет. Стало легче. Притих сквозняк, застыли тени, и Оскар почувствовал, как суставы отпустила сковавшая боль. Он немного пришел в себя и осмелел:

– Великий, рано подводить итоги. Надо дать ему шанс. Ваши выводы поспешны. Я хочу ввести проект в поток. Ему неоткуда взять энергии, он в тупике, закончились силы. Я хочу помочь. Изменится его география и он запустится! Вы же сами говорили: место и время!

 Великий медлил. У них с Оскаром всегда было сложное и изнуряющее сотрудничество, со скрипом и напряжением. Эти паузы были невыносимы. Шеф будто уходил и возвращался.

– И какое место? Плато Путорана? – Наконец произнес шеф. – Никаких гарантий. Потоки уже не те, – вздохнул он, – они меняются… Потоки уходят, люди мельчают.

– Я хотел отправить его в другой город. Ведь потоки в городах.

– Нет, это города в потоках… Оскар! Признайся себе, что проект неудачен. У меня нет ни времени, ни желания контролировать и смотреть за его доживанием.

– Я хочу его сделать счастливым. Дать любовь, и он раскроется.

– Любовь неподвластна Демиургу… чувства включить ты не сможешь. Это предугадать не в состоянии даже я… Только предположить… Создай ему препятствие, конфликт, мучительную дилемму. Дар не включится в штиле и благополучии. Придумай трагедию, и он устоит, если сильный. Только на этом топливе возможен взрыв. Ну а если нет, то и нечего думать! Включай ликвидацию.