В этот вечер она все-таки сумела застать на квартире неуловимого родителя Прилипко. Тому пришлось вынужденно оторвать свой широкий, обтянутый трико зад от порнофильма на видеомагнитофоне и угрюмо выслушать разъяренную до предела женщину.
Уставший отец, услышав громкое слово, равнодушно пожал плечами:
– Собака лает, ветер носит. Ничего. Скоро контрольные, прибегут за подсказками. Никуда не денутся. Ты им сам устрой бойкот. Тебе это полезно. Злее будешь. Теперь не тронут. Разве что подговорят заводил с других классов. Держи ухо востро.
– Ночью поедешь со мной в Омск. Товар кончается.
Предстоящая дорога целиком захватила слегка уязвленного Колю. Безразличие родителей к непримиримости одноклассников, к неприятию его личности коллективом отодвинулось, потеряло остроту. Ему по малолетству еще не дано было понять: для матерей главное, чтобы на их детей не нападали, для отцов – чтобы их дети умели защищаться.
3.
Год назад Омск взбудоражил ребенка приятным холодком летнего утра; портом с настоящими кораблями; желтой струей Омки в темной воде Иртыша; уцелевшим храмом, напротив которого на другом берегу, на холме, встающее солнце очертило строгие ряды старых, наверно крепостных, строений. Завораживала улица дореволюционных двухэтажных особняков, привлекающих своей строгостью и соразмерностью пропорций. Чудилось, что в одном из них Петр Павлович написал знаменитую сказку.
Во второй приезд, перед Новым годом, отец по его просьбе рискнул, приобрел на оставшиеся деньги сотню шоколадных Дедов Морозов и выгадал. Коля уяснил тогда, каким образом можно на двухколесной тележке дотянуть и погрузить в вагон полтонны груза, какой это адский труд. Как опасны цыганки, выудившие у растерявшейся старушки стотысячную купюру, как при покупке закладывается прибыль. А считать он умел, моментально переводил в уме рубли по курсу в теньге, а по ценам и количеству также быстро определял навар.
Последний раз отца вычислили и обобрали прямо в здании железнодорожного вокзала на виду и с ведома милиции. Товар таскал он в одиночку, не группируясь с такими же независимыми торговцами-челноками, был осмотрителен, а отработанная схема долго позволяла ему практически в открытую миновать вымогателей. К счастью, бичи взяли не все, лишь ту часть товара, что составляла наценку. Мама радовалась. Сам живой, невредимый вернулся, не сорвался, сохранил нажитое, молча отдав требуемое. Не велика потеря, но путь по железке теперь закрыт. Поэтому-то сметливый мальчуган сегодня освободился от школьных заморочек.
Нынешний вояж складывался неудачно. Утром стремительно обежали центральный рынок, несмотря на то, что половина контейнеров была закрыта. Растолкали купленное по сумкам. Не входила только коробка с батончиками «Nats». Не жалея денег, поймали машину, впервые за все время поездок по Омску, и шофер по указке подвез их не ко входу, а к въезду на автостанцию. Возвращаться из осторожности решили на автобусе, что значительно дороже электричек. Неожиданно отправление обратно, из Омска, перенесено на шестнадцать часов, а не на одиннадцать, как обычно.
Коробка не давала отцу покоя. Разбуженные им водители наотрез отказались забросить ее в багажник.
– Выгонят с работы. В нашем парке это единственный маршрут, – угрюмо объяснили они. – Здешние вменили свои правила.
Отец пожал плечами. Тревога накатывала. Бичи в Омске начинали промысел строго с четырнадцати.
Засекли их ожидаемо. Два гнусных бутылочника восторженно пялили глаза на битком наполненные сумки. Папка невозмутимо перетащил груз на посадочную площадку, где непрерывно сновали пассажиры. Вонючий одноглазый в кирзовых сапогах поправил перекинутую через плечо котомку с пустыми бутылками и пару раз прошаркал мимо, стреляя жутким зрачком.