ИЗБРАННОЕ ПРОЗА Александр Пешкин

Александр Николаевич Пешкин

ИЗБРАННОЕ

ПРОЗА СТАТЬИ

Художник Злата Ильинична Пешкина

Все описанные эпизоды придуманы исключительно автором и не основаны на реальных фактах. Фамилии и имена взяты наобум, прототипы в жизни отсутствуют. Фамилии, имена и события, изложенные в произведении, могут совпадать с фамилиями, именами граждан СССР и ситуациями из реальной жизни совершенно случайно.

 Для Раи Талнах начался с сентября. После очередного поворота шоссе на пригорке засветились задорные, радостные домики–девятиэтажки. Детское воображение моментально нарисовало в очертаниях горы напротив огромного рыжего, не бурого, а почему-то с этого расстояния именно рыжего мамонта. Как будто сказочный гигант, пробираясь по мелколесью, и оставляя после себя огромные следы–озерки, внезапно наткнулся на что-то необычное, не виданное им ранее. И, боясь спугнуть нарядный хоровод, прилег и замер. Так и лежит до сих пор перед этим чудом, не желая опять оказаться один на один с надоевшим ему однообразием.

 Вечером, когда они с мамой вышли оглядеться, их поразило обилие света. Огни зданий построенного по склону города сливались в один непрерывный поток, сверкали волшебным, необъятным, разноцветным зеркалом. В Казахстане, откуда они приехали, освещения на улицах не было, да и в дома электричество подавалось на два-три часа. И собачий холод в квартирах. Автомобили попадались изредка, а здесь проносились непрерывно. Мама объясняла, что когда-то и у них, там, было так же, но Рая не помнила.

 Но первые приятные впечатления через неделю улетучились. Мусор попадался на каждом шагу, прямо на тротуарах и во дворах. Побывав на речке, Рая ужаснулась. Кругом стекла от битых бутылок, строительный хлам, кучи бумаги и целлофановых пакетов. На Севере такие махонькие искривленные березки, такая скудная травка. Им самим-то тяжело расти, да еще и нагажено.

 В нижней части города, ее поразила обреченность стоявшего неподалеку необитаемого дома с пустыми “глазницами”, а находившиеся рядом жилые выглядели так обшарпанно, так запущенно, словно им уготована та же участь.

 А когда уцелевшая в их дворе одинокая лиственница перед жуткой зимой сбросила иголки, девочка очень расстроилась. Она не знала эту породу деревьев и впредь, встречая их черные, изогнутые скелеты, жалела бедные и тощие, как она считала, «елочки».

* * *

 Мама устроилась на работу. Но денег не выплачивали, и первые три месяца вплоть до прилета отца приходилось бедствовать, порой не зная, что будут есть. В какое-то воскресенье мама сильно плакала, говорила, что измучит ее, Раю, что надо вернуться. Но перепуганная Рая слабо утешала:

– Я все выдержу. Возвращаться нельзя.

– У нас даже муки нет, – всхлипывала мама.

 До переезда девочка считала, что главенство женщин в жизни неоспоримо. Как важен, как дорог оказался отец, как успокоилась мама после встречи. Его так и не взяли на комбинат – из-за гражданства. Но, все равно, мама стала прежней – властной, уверенной хозяйкой. Да, без мужчины в жизни ничего не добьешься.

 А тогда, прижавшись к плачущей маме, окончательно запуталась. Возвращаться некуда. Да и как возвращаться?

 Подлинным открытием стали занятия музыкой. Причем бесплатно. Практичная Рая подметила, что общеобразовательная школа – тоже бесплатная; и были счастливчики, которые (подумать только!) даже бесплатно питались в школьной столовой. Здесь была надежда, было будущее. Рая с удовольствием училась, поставив перед собой цель – быть лучшей в классе.

 Мальчуганы-задиры пытались поначалу проверить новенькую. Но жесткими кулачками и неудержимым напором были быстро утихомирены. На «материке» ребята круче, настырнее, злее.

 Она быстро сошлась со сверстниками и малышней, с которой всегда с удовольствием возилась и, будучи младшей в семье, тихо мечтала о братике или сестренке.

 Зима выдалась действительно суровой. Колючие, пронзительные ветры насквозь продували дешевый китайский пуховичок. Тело быстро коченело, и приходилось отогреваться в близлежащих магазинах. Снега выпало так много, что сплошные сугробы во дворах достигали третьих этажей. И не было спасения от бесконечных обморожений.

 Все меняется. Так устроена природа. Холода отступили. В преддверии короткого полярного лета Талнах отметил терпеливую девочку щедрым подарком.

* * *

 Высокая ограда вокруг детского сада почти целиком утонула в снегу и только кое-где выныривала своей верхушкой. На ней по привычке и примостилась Рая, старательно шаркая сапожком по заледеневшей полоске наста.

 Всего минус двадцать, а подружек нет и нет. “Наверно, по телевизору что-то интересное”, – и захлестнуло грустью.

 Сегодня безветренный майский день слепил радостным солнцем. Солнце веселилось всюду, тормошило сонные снежные волны, дразнило блестящие стекла в окнах, носилось по плывущему воздуху. Девочка с удовольствием жмурилась в предвкушении чего-то непременно необычного.

 На утоптанную площадку взобрался Вася, безобидный тихий паренек из соседнего подъезда. Проходя мимо, решительно остановился, повернулся и молча протянул настоящий апельсин. Пораженная Рая смотрела то на яркий оранжевый шарик, то на удалявшегося Васю. Благодарной теплотой залилось ее сердечко. Она вскочила, чтобы догнать, но затем нелепо, по-птичьи, взмахнув руками, растерянно присела.

 Нет, в это не верилось. И на “материке” апельсин – редкое лакомство, а здесь… И почему именно ей? По опыту девочка твердо знала: за все надо платить. А, может, это и есть плата за приветливый нрав, за бесконечные выдумки в играх. И она нужна. Просто нужна.

 С благодарностью посмотрела на апельсин, удобно разместившийся на ладошке в варежке. Талнах – не строгий Норильск. И ребята проще. Вдруг стало тоскливо. Неужели и отсюда побегут люди?

* * *

 В испуге от навязчивой мысли огляделась и увидела скачущую к ней Катю. Лучшая ее подруга, перемахнув с гребня снега через ограду, плюхнулась рядом. Катя тоже из Казахстана и переехала чуть раньше, а еще писала стихи, таясь от всех, кроме Раи.

– Апельсин будешь? – предложила Рая, привыкшая со всеми делиться.

– Угу. Пришел папка со смены, переключил канал, а там о чем-то бубнит Ельцин. Поморщился и выключил, вот я и пришла.

 Рая рассмеялась. Ранее, до переезда, когда и у них был телевизор, ее отец поступал так же.

– Ты чего?

 Рая тотчас придала своей мордашке брезгливую гримасу.

– Так, да?

 Девочки дружно рассмеялись. Настроение добавил подвыпивший прохожий:

– Сегодня пятница или суббота?

– Четверг! – хором прыснули хохотушки.

 Он важно рассмотрел их и пошел по тропинке, стараясь ступать прямо.  Но правая нога его то и дело проваливалась в снежную крупу.

– А ты знаешь? Так же морщится и Димас, – затараторила, успокоившись, Катя, – когда перед ним сюсюкает Лилька.

 Рая догадывалась, что в Димаса, самоуверенного крепыша, влюблены почти все ее одноклассницы. Будучи на год младше их, она не доросла до повального увлечения, и потому с интересом наблюдала за соперничеством девчонок, посмеиваясь про себя над глупыми и наивными попытками привлечь внимание привередливого мальчугана.

– Ах, если бы он меня поцеловал, – закатив глаза, как-то делилась одна дуреха с другой. И что-то пока неосознанное подталкивало Раины путаные мысли к еще неизвестному миру фантазии.

 Особенно поразило, как, предварительно перекусив в столовой, Димас, с гордостью поглядывая на одноклассниц, заявил, что каждый мужчина должен обеспечить семью. Девочку же со вчерашнего вечера дожидалась в кастрюле опротивевшая гороховая жижа, приправленная половинкой куриного кубика.

 Обеспечить семью. Бр-р. Рае частенько доводилось когда-то подменять родителей на точке. Как обжигаются пальцы на морозе деньгами, с виду вроде бы безобидными бумажками. Они впитывают холод так же, как жестяные консервные банки с тушенкой или со шпротами.

* * *

 Слушая Катину болтовню, а думая о своем, очистила апельсин. Пальцы не обжигались. Вдруг подружка ойкнула. Из-за угла показались Димас и Ромка. Рая насмешливо покосилась. И эта…

 Катя, более независимая, ни в коем случае не поддалась бы коллективному увлечению кумиром. Но возраст есть возраст, и вензель Р. в ее дневнике вовсе не означал имя подруги. Шальная мысль, словно озарение, влетела в голову. Рая возбужденно зашептала в Катино ушко.

– А если не согласятся?

– За апельсин согласятся.

 Это было разумно. Апельсин стоил этого.

 Димас предложил покататься на горке. Катя не поднимала глаз.

– Горка уже совсем разбита, – вкрадчиво, с растяжкой завела Рая и, понизив голос, загадочно спросила:

– Димас, а ты когда-нибудь целовался?

– Да. То есть, нет, – мальчик опасался подвоха. От эдакой егозы всего можно ждать.

– Я Кате говорю: вы – серьезные, – а сама хладнокровно повела указательным пальцем по щеке. В ее глазах от крапинки к крапинке проносились лучики и манили.

– А драться не будете? – сообразил Ромка.

– Мы вам апельсин дадим.

 Ей было смешно, а сердце колотилось о ребра и никак, никак не могло выскочить. Подставленной щеки осторожно коснулись Димасовы губы. Сердце так и не выскочило. Машинально протянула апельсин и тут же отметила, как нерешительно мальчик мял его. До нее дошло: условие было неприемлемо. Да, она по своему тщеславию хотела быть первой, обойти всех. Ну, зачем, зачем он взял? Хватило бы и дольки.