Странно было и то (друзья, конечно, не могли знать), что стоявшая всю дорогу около их сиденья женщина с тяжелой авоськой вспоминала и огромный букет роз от невезучего Юры, и сопливого нахала с признаниями в любви на глазах самого мужа. Вспоминала свою цветущую красоту в юности, заставлявшую встречных парней сдерживать дыхание, непременно следом за ней вытягивать шеи и таращиться на ее до совершенства выточенные ножки.
“В мое время умели ценить прекрасное, любить жизнь, преклоняться перед избранницами. Ребята рычали от радости при виде красоток", – она расстроилась из-за похабных юнцов, которые позавчера на этой же дороге, не стыдясь и не стесняясь, матом на весь автобус обливали грязью отсутствующих подружек. Ее затошнило тогда, еле дождалась Талнаха: "Зелень пузатая, а с губ – одни помои. Хамье".
Отгоняя плохое, мечтами устремилась к своей любви. Однажды вечером они с сокурсницей наткнулись в парке на драку и замерли от ужаса, а четверо верзил били одного, изгаляясь над жертвой. Проходивший мимо изрядно выпивший паренек к их удивлению спокойно произнес:
– Мужики, кончайте.
– Шуруй, шуруй отсюда, прыщ.
– Кончайте, я говорю.
Один из четверых приблизился, размахнулся и через секунду лежал на тротуаре, скорчившись от боли. Трое бросились на смельчака… Потом они с подружкой поднимали его, а он шарил рукой и не находил разбитые очки. Идти сам не мог и сильно переживал, что угодит в вытрезвитель.
Анна решилась. С трудом дотащили до общежития и, представив пострадавшего как брата, внесли его в комнату. Хорошо, дежурная, тетя Валя, в тот момент отлучилась, оставив за себя знакомую им студентку. Паренек, попав в тепло, отключился, развалившись прямо на полу. Посмеиваясь, раздели до трусов. Оттерли, отстирали кровь. Выгладили.
– Ничего бычок, крепенький, – ржала соседка, похлопывая по открытым местам. – Худющий, как глист, а жилистый.
Анна стыдилась голого тела.
Наутро “бычок” с разукрашенной физиономией поражался: где я? Уразумев, успокоился и долго благодарил за спасение от ментов, оставив по близорукости без внимания заигрывания подруги.
Через несколько месяцев они столкнулись нос к носу. Анна по обычаю уступила дорогу встречному мужчине. Тот тоже и в ту же сторону. По инерции налетел на нее и чуть не сшиб.
– Ради бога, извините.
По манере говорить узнала.
– Вы меня помните?
– Нет… Погодите…
Маленькие, глубокие, черные до пронзительности глаза изобразили такую степень недоумения, а густые “брежневские” брови так изумленно, по-детски, взлетели вверх, что она невольно рассмеялась и рассказала о случае в парке.
– А, Вы – храбрый, вступились, – в завершение почтительно вымолвила, вызывая на хвастовство.
– Ох, ты! Какая встреча! Не узнал. Я же без очков ничего не вижу! Ну, мой ангел-спаситель, я Вас отблагодарю. И не возражайте, пожалуйста, – и уверенно увлек в ближайший ресторан. Отвечая на ее обмолвку, коротко отрезал. – О, тогда я был в дупель пьян. Трезвый бы прошел мимо.
“Ну, это ты врешь”, – не поверилось, совсем не поверилось.
Обычно Анна слушала парней, а те заливались, упиваясь красноречием. Этот – другой. Заводил сразу в диалог, и плавно, незаметно диалог перерастал в монолог, ее монолог. Удивлению не было предела. Никогда и со знакомыми много не говорила. Он умел располагающе слушать, умел ловить, связывать слова. Причем эрудиция его распространялась практически на все. Интересный вечер, до чертиков интересный. Впервые не контролировала разговор, отдавшись во власть чужого интеллекта, и это привлекало.
Ее пригласили.
– Она не танцует.
– Почему же, – робко запротестовала Анна.