Эти хвастливые речи распаляли мужество молодёжи и внушали им безумный пыл к войне. Старики и разумные люди видели всю их пустоту и ложь, но были вынуждены ограничиваться бесполезными жалобами.

Ибо Иерусалим, помимо мятежников, которых он носил в своём лоне, был наводнён толпами людей, стекавшихся со всех концов Палестины. По мере того как римляне продвигались вперёд и завоёвывали земли, любители смуты, которым удавалось бежать, не имели иного убежища, кроме столицы, чьи ворота всегда были открыты для всех иудеев и где тогда с готовностью принимали соотечественников, заявлявших о своём рвении к защите святого города.

Наименьшим из зол, принесённых этой чужеземной толпой, обременявшей Иерусалим, были лишние рты, пожиравшие припасы, предназначенные для воинов.

Это зло ощущалось не сразу. Но грабежи, разбои и убийства превратили лицо города в подобие леса, кишащего разбойниками. Негодяи, наводнившие его, простирали свою жестокость даже до знатнейших граждан Иерусалима. Они открыто арестовали нескольких видных особ, трое из которых были царского рода, и отправили их на заклание в темницу. Предлогом для столь гнусного насилия служило обвинение в измене и сношениях с римлянами. Они были угнетателями и тиранами Иерусалима, но выдавали себя за его мстителей.

Подобные бесчинства сеяли ужас среди народа, но в то же время вызывали справедливое негодование, которому не хватало лишь вождя, чтобы открыто проявиться. Таким вождем стал для народа Анан, бывший первосвященник, назначенный правителем Иерусалима в начале войны и прославляемый Иосифом Флавием за мудрость и мужество.

Зелоты – так называли себя эти гнусные люди, пытавшиеся прикрыть религиозным рвением свою дерзость в совершении самых ужасных преступлений – почувствовали опасность. Они поняли, что огромная толпа, объединенная под началом умелого и авторитетного вождя, станет для них угрозой. Поэтому они укрепились в храме, превратив его в цитадель своей тирании. Так, поправ все человеческие законы, они открыто объявили себя врагами самого Бога, оскверняя и топча ногами Его святилище.

К этому святотатству они добавили новое кощунство, выбрав по жребию первосвященником некоего Фанния, который, хотя и происходил из рода Аарона, был человеком грубым, выросшим в глухой деревне и едва понимавшим, что такое сан первосвященника. Это был театральный персонаж, их игрушка, неспособный ни на какую власть, вынужденный лишь давать свое имя, чтобы прикрывать их злодеяния.

Это глумление над религией довело народное негодование до предела. Священники и знатные граждане присоединились к народу и, смешавшись с толпой, призывали людей взяться за оружие против угнетателей свободы и осквернителей святынь. Речи эти слушали жадно, но трудность предприятия охлаждала жажду справедливого возмездия. Боялись, что не удастся выбить из такой крепости, как храм, многочисленную шайку закаленных в преступлениях разбойников, готовых на все, чья дерзость лишь возрастала от отчаяния, ибо пощады им не ждали.

Наконец, на общем собрании поднялся Анан и, обратив взор к храму, со слезами на глазах воскликнул:

– О, как сладко было бы мне умереть прежде, чем я увидел дом Божий, оскверненный столькими ужасами, и святое место, попранное ногами самых гнусных из смертных! Но если бы я еще надеялся найти в этом народе, который меня слушает, опору против таких бед! Однако я вижу, что он бесчувствен к своим несчастьям и покорен лишь страхом. Вас грабят – и вы терпите; вас бьют – и вы молчите; никто из вас не осмеливается даже открыто стенать при виде невинной крови, что льется рекой. Нет, я виню не тиранов – я виню вас, которые укрепили их своим бездействием. Сначала их было мало, но ваша беспечность дала им возможность умножиться. Они начали с грабежа ваших домов – никто не возмутился; став смелее, они напали на вас самих. Вы видели, как по улицам волокли, бросали в темницы, заковывали в цепи – я говорю не о людях знатных и достойных, но о простых гражданах, против которых не было ни обвинения, ни суда – и эти несчастные не нашли никого, кто вступился бы за них! Что должно было последовать? Смерть и казнь. Так и случилось: и как из стада выбирают самых тучных жертв, так и наши тираны принесли в жертву прежде всего лучших людей народа. Их дерзость, вскормленная успехом, ныне оскорбляет самого Бога. Вы видите, как они бесчестят Его храм и из этого места, самого укрепленного и высокого в городе, самого святого во вселенной, налагают на вас ярмо рабства. Каких же новых злодеяний вы ждете, чтобы выйти из оцепенения? Они превзошли меру преступлений; их злодеяния не могут стать больше; и если совершенных ими злодеяний недостаточно, чтобы пробудить вас, ничто уже не разбудит.