Эти речи были услышаны лишь ожесточёнными сердцами. Ибо Иоанн позаботился удалить от стен и ворот всех жителей, и только его приспешники занимали укрепления. Однако он чувствовал, сколь безумна и невыполнима была идея сопротивления, и решил обмануть Тита хитростью. Он ответил, что с благодарностью принимает его предложения и склонит к покорности самых мятежных – убеждением или силой. Но он попросил одного дня отсрочки, ибо суббота, которую они сейчас соблюдали, не позволяла иудеям ни заключать договоров, ни браться за оружие.

Замысел Иоанна состоял в том, чтобы использовать эту отсрочку для бегства. Но то, что помогло ему succeed, – говорит Иосиф, – было волей Божьей, пожелавшей спасти Иоанна для наказания и несчастья Иерусалима. Это и есть, добавляет историк, истинная причина, по которой Тит не только поверил словам этого обманщика, но и отошёл на некоторое расстояние от Гисхалы, приблизившись к Кидессе, деревне, подвластной тирянам, чьи жители были извечными врагами галилеян.

Таким образом, Иоанн получил полную свободу бежать ночью. Он увёл с собой не только вооружённых людей, но и целые семьи – женщин, детей. Такое общество не могло двигаться быстро. Поэтому, пройдя несколько стадий, Иоанн ушёл вперёд, несмотря на крики и слёзы слабых, которых он бросал.

С наступлением дня Тит явился к стенам для исполнения договора. Народ открыл ему ворота с тысячами радостных приветствий, благодаря за избавление от тирана, о бегстве которого ему сообщили. Тит был раздражён, что позволил себя обмануть, и отправил в погоню за беглецами часть сопровождавшей его конницы. Иоанн имел слишком большую фору, чтобы его можно было настигнуть, и достиг Иерусалима. Беспомощная толпа, не сумевшая последовать за ним, стала добычей римлян. Они убили шесть тысяч и привели обратно около трёх тысяч женщин и детей.

Тит приказал своим солдатам пробить брешь в стене, желая войти, как в завоёванный город. В остальном он проявил совершенную снисходительность и, хотя в городе оставалось немало сторонников мятежа, предпочёл простить всех жителей без разбора, не давая повода для доносов, в которых ненависть и предубеждение могли бы играть бо́льшую роль, чем разум и справедливость. Однако он позаботился оставить в Гисхале гарнизон, способный удерживать в страхе тех, кто мог бы возмутиться. Так была завершена за одна кампания conquest Галилеи; и Тит, не оставив там более врагов, вернулся к Веспасиану, расположившемуся на зимние квартиры с двумя легионами в Кесарии: десятый легион зимовал в Скифополе.

Лёгкость, с которой Галилея была покорена, должна была послужить новым предостережением для жителей Иерусалима и открыть им глаза на судьбу, ожидавшую их несчастный город. Но ярость и ослепление росли там по мере приближения опасности. Прибытие Иоанна из Гисхалы и его запыхавшейся банды заставило многих задуматься и пробудило в них справедливые опасения. Но этот дерзкий человек насмехался над их разумной робостью и, выставляя напоказ то, что было его позором, говорил:

– Я не бежал от римлян, но пришёл занять позицию, с которой смогу вести против них добрую войну. Глупо растрачивать наши силы на защиту Гисхалы и подобных деревень, когда мы должны беречь их для столицы нации.

Он говорил о римлянах с крайним презрением, превознося оставшиеся у иудеев ресурсы:

– Посмотрите, какие трудности и лишения претерпели римляне перед жалкими деревушками Галилеи. Сорок семь дней осады едва сделали их хозяевами Иотапаты. Что же будет, если они явятся под стены Иерусалима? Нет, даже если бы у них были крылья, они не смогли бы подняться на высоту наших стен!