Тарихея была центром, куда стекались все беспокойные и враждебные миру элементы из соседних областей, и там оставалось еще около сорока тысяч таких людей, надеявшихся на прощение, дарованное Титом тарихейцам. Веспасиан созвал военный совет, чтобы решить, как поступить с этой толпой, которую нельзя было оставить в городе, где она нарушила бы спокойствие, но и нельзя было отпустить, поскольку не приходилось сомневаться, что люди, привыкшие к мятежам, грабежам и войне, возобновят свои бесчинства, как только окажутся на свободе. С другой стороны, законы человечности и справедливости не позволяли обращаться с ними как с врагами, ведь они сдались, получив обещание пощады.
Это столь важное и даже священное соображение не остановило офицеров, входивших в совет. Полные ненависти и презрения к иудеям, они утверждали, что по отношению к ним не может быть ничего несправедливого или жестокого и что в данном случае честность должна без колебаний уступить пользе. Веспасиан согласился с этим мнением и даже добавил к бесчеловечности обман. Поскольку опасались, что жители Тарихеи вступятся за несчастных, которых хотели погубить, им приказали выйти через ворота, ведущие к Тивериаде. Там их собрали на стадионе [7], куда явился Веспасиан и начал с того, что приказал зарезать стариков и тех, от кого нельзя было ожидать никакой пользы, – всего тысячу двести человек. Он отобрал шесть тысяч самых крепких и отправил их к Нерону в Ахайю для работы на Истме. Остальных, числом более тридцати тысяч, продали в рабство.
Эта коварная и кровавая расправа плохо сочеталась с характером Веспасиана, который знал, что у войны, как и у мира, есть свои законы и что великие души стремятся проявлять в них столько же справедливости, сколько и мужества. Иосиф датирует это событие восьмым числом месяца Горпиэя, третьего месяца лета.
Падение Тарихеи посеяло ужас по всей Галилее: города и крепости поспешили сдаться римлянам. Однако им пришлось брать штурмом Гамалу [8], расположенную напротив Тарихеи на другом берегу озера. Гора Итавирий (та же, что и Фавор) также задержала их на некоторое время, и они овладели ею лишь после боя с отрядом мятежников, укрепившихся там. Гисхала сдалась после того, как Иоанн, сделавшийся ее тираном, покинул ее, чтобы укрыться в Иерусалиме, как я расскажу далее.
Этот город был последним в Галилее, оказавшим сопротивление римлянам. Первоначально он был всего лишь деревней, жители которой, занятые земледелием, вовсе не помышляли о войне. Иоанн, приведя туда шайку разбойников, укрепил это место, как мы уже говорили, с разрешения Иосифа, и удерживал его в состоянии мятежа до конца.
Это была безрассудная дерзость, ибо силы вовсе не соответствовали такой отваге, и Тит, подойдя с тысячью всадников, мог легко взять город сходу. Но, устав от кровопролития и сочувствуя невинным, которые пострадали бы вместе с виновными, этот благородный победитель приблизился к стенам и попытался исцелить слепое упрямство своими спасительными увещеваниями.
– На что вы надеетесь, – говорил он тем, кто стоял на стенах, – что осмеливаетесь в одиночку противостоять мощи римского оружия после падения всех прочих городов Галилеи? Разве примеры ваших соотечественников не дают вам достаточного урока: одни навлекли на себя ужасные бедствия упорным сопротивлением, другие, доверившиеся нашему милосердию, наслаждаются своим имуществом под нашей защитой? Я предлагаю вам те же условия, не желая мстить за вашу до сих пор непреклонную гордость. Надежда сохранить свободу заслуживает снисхождения, но не упорство в попытках достичь невозможного.