И вдруг из британских окопов кто-то крикнул по-английски:

– Доброе утро, фриц!

Британские и немецкие траншеи находились так близко друг от друга – между ними было каких-то сорок-пятьдесят метров ничейной земли, – что, когда ветер дул с британской стороны, британцы иногда что-нибудь кричали немцам. В ответ кто-нибудь из немцев выкрикивал какое-нибудь ругательство, и на этом все заканчивалось.

Вот и в то утро – хмурое декабрьское утро, когда холод пробирал до костей, – немцы услышали голос из траншеи противника:

– Доброе утро, фриц!

Британцы называли всех немцев фрицами или джерри.

Йоханнес отложил книгу. Его товарищи переглядывались, но приветствие британца осталось без ответа – от холода никто не мог даже говорить.

Через несколько секунд тот же голос, но уже чуть более forte, повторил:

– Доброе утро, фриц!

И тогда Отто положил на землю карты и смело и громко, словно давая понять, что оценил шутку и готов ее поддержать, крикнул scherzando:

– Доброе утро, томми!

Всех британцев немцы называли томми.

– Как дела, фриц?

– Хорошо.

– Вылезай из траншеи и иди сюда!

– Нет, томми! Если я вылезу, ты меня застрелишь.

– Я не буду в тебя стрелять, фриц! Иди, не бойся! Я тебе сигарет дам!

– Нет! Давай так: выхожу я, и ты тоже выходишь. Выходим оба и идем вперед. Встретимся посередине.

– Согласен!

Сказано – сделано. Обмен приветствиями перерос в разговор, и вот уже Отто осторожно высовывает голову из траншеи.

Выглянув из-за бруствера, Отто убедился, что британец делает то же самое. Оба вылезли из траншей, подняли руки и медленно, шаг в шаг, двинулись навстречу друг другу. Из немецких и британских траншей, затаив дыхание, следили за ними их товарищи.

Встретившись посередине ничейной земли, они опустили руки и обменялись рукопожатиями. Англичанин протянул Отто обещанную пачку сигарет, а Отто в ответ достал из кармана полплитки шоколада. И тут все томми и все фрицы начали бросать в воздух шапки и кричать «ура». Воодушевленные примером, другие солдаты, по пятнадцать-двадцать человек с каждой стороны, тоже осмелились выбраться на ничейную землю. Встретившись посередине, все жали друг другу руки. Всюду слышались смех и радостные крики.

Йоханнес наблюдал за происходящим из-за бруствера. Ему вдруг тоже захотелось выйти на ничейную землю, но он не был уверен, что у него хватит смелости. И пока он колебался, все закончилось и все вернулись в свои траншеи. Так что ему осталось только ругать себя за малодушие.

Это маленькое чудо длилось всего несколько минут, и к концу дня от него, казалось, не осталось и следа: вечером немцы и британцы снова были врагами, словно то, что случилось утром, не имело никакого значения.

Но маленькое чудо имело значение и не хотело исчезать совсем. Оно нашло способ возродиться и повториться. Повториться с бо́льшим размахом, большей силой, большей coloratura.

Случилось это 23 декабря. Никто не мог бы сказать, с чего все началось: события развивались crescendo. Не важно, кто начал – немцы или британцы, но только все запели рождественские гимны. В немецких траншеях подданные кайзера пели свои народные песни, в британских подданные короля Георга V пели свои. И вдруг, не сговариваясь, те и другие запели «Тихую ночь». Каждый пел на своем языке[14], но голоса слились в стройный хор.

Чудесная песня тронула всех, и некоторые солдаты – те, кто находился за третьей линией траншей, в тыловой зоне, – начали срезать ветки и мастерить подобия рождественских елок. Они украшали их свечами и выставляли на бруствер траншеи первой линии.

Рождественские гимны звучали всю ночь. На следующий день, в четверг, 24 декабря, вновь начался обмен приветствиями, а потом один из англичан – тот самый, что получил от Отто шоколад в обмен на сигареты, – вышел один на