С этими словами Отто, поднявшись, forte subito закричал, поворачиваясь во все стороны:

– Эй! Вы знаете, кто у нас тут есть? Пианист!

Йоханнес пришел в ужас. Он смотрел на Отто глазами козла, которого вот-вот принесут в жертву.

– Не волнуйся, – улыбнулся ветеран, протягивая ему руку и помогая подняться. – С этого дня тебе больше не нужно будет прятаться.

На крики, бросив карты, сбежались солдаты со всех концов траншеи. Ветераны и новобранцы сгрудились вокруг Отто и Йоханнеса.

Крепко сжимая Йоханнесу плечо, Отто громко, почти так же громко, как в пивной представляют друзьям новичка, представил его:

– Музыкант! Пианист! Тонкая натура! Культурный и образованный человек! Нам здесь такие очень нужны!

Никто толком не понял, какую пользу может принести такой человек там, где все они сейчас находились, но отношение к Йоханнесу с тех пор изменилось. Он больше не чувствовал себя изгоем. Солдаты перестали сторониться его, считать чужаком, они приняли его таким, какой он есть. К тому же Отто позднее объяснил ему, какие преимущества дает образование и как с наибольшей пользой проводить бесконечные дни, когда ничего не происходит.

Йоханнес стал помогать солдатам писать письма домой. Помощь требовалась многим: далеко не все умели излагать мысли на бумаге.

Особенно трудно приходилось юнцам-добровольцам, вместе с которыми Йоханнес приехал из Магдебурга.

Эти мальчишки, некогда так воинственно настроенные, уверенные в скорой победе, расписавшие стены вагонов призывами к войне, те самые мальчишки, что поначалу презирали Йоханнеса, теперь, такие же напуганные и подавленные, как и он, просили у него помощи. Жизнь на войне была настолько опасной и тяжелой, что уже через пару месяцев все наносное исчезло и осталось только главное.

Страх перед ничейной землей и вражеской шрапнелью уравнял всех. У всех была общая судьба, остальное больше не имело значения. Было уже не важно, откуда кто приехал, кем был и каким был. Они стали товарищами. Больше того, к середине декабря 1914 года, когда до Рождества оставалось всего две недели, все уже чувствовали себя почти братьями.

Обучение новичков подходило к концу, до возвращения на передовую оставалось всего несколько дней, и Йоханнес решил написать матери.

Это письмо не походило на другие. Это было первое письмо с фронта, в котором он ничего не приукрашивал. Он написал, что теперь он в полку больше не чужак, и рассказал о том, как Отто помог ему стать в аду своим и превратил его в официального писаря для всех, кому нужна помощь, чтобы написать письмо домой. Кроме того, приближалось Рождество, и пора было честно признаться матери, что он не сможет выполнить обещание, данное ей на платформе магдебургского вокзала, перед тем как его вырвали из ее объятий и втолкнули в вагон.

«Не волнуйся, мама, – сказал он ей тогда. – Все говорят, что к Рождеству война закончится и мы вернемся домой».

Но самое интересное заключалось не в том, что он впервые был честен с матерью, а в том, что ему, как официальному писарю полка, пришлось десятки раз писать о том же по просьбам других солдат. Десятки раз он слово в слово повторял одни и те же фразы в письмах десяткам матерей от десятков своих товарищей, которые, как и он, обещали вернуться домой к Рождеству.

И именно тогда, после того как все посмотрели правде в глаза, в аду произошло первое чудо.

Произошло оно 11 декабря, в тот самый день, когда Йоханнес вернулся на первую линию.

Зловещий свисток молчал. Все было спокойно. Партия в карты, книга о композиторе, который умер больше ста шестидесяти лет назад, музыкальная пьеса, сыгранная беззвучно…