Как только её пальцы коснулись ткани – ей показалось, что земля чуть дрогнула под ногами.

Она вскочила. Попыталась сделать шаг… но ноги будто приросли к полу. С трудом, спотыкаясь, будто учась заново ходить, она пошла к выходу. Её тело не слушалось, как после долгого, неведомого сна. Но она шла – потому что иначе нельзя.

За спиной, как будто сквозь туман, прозвучал голос ведущего – уже громче, почти окликая:

– Нужна будет помощь – приходи.

Светлана не обернулась.

Но эти слова, простые и точные, запечатались в ней глубже, чем можно представить.

По дороге домой всё казалось размытым. Огни фонарей, прохожие, шум машин – будто их накрыла вуаль, отделившая её от реальности. Она чувствовала, как в кармане тёплым, почти живым пульсом дышит тот самый лоскуток ткани. Словно он и был её пропуском… туда, откуда началась боль. И где же, быть может, её ждал ответ.

Несколько дней пролетели для Светланы, как в дымке между сном и явью. Она жила – словно за стеклом, отделённая от самой себя тонкой, но непроходимой пеленой. Всё вокруг продолжало двигаться: будильник звенел, чайник кипел, окна звенели от утреннего ветра. Но внутри было странно тихо. Слишком тихо.

Руки автоматически протирали кухонный стол, запускали стиральную машину, на работе пальцы точно и безошибочно бегали по клавиатуре, отвечая на письма и формируя отчёты. Коллеги не замечали ничего странного. Муж молчаливо кивал, она – в ответ. Вечера проходили в тишине. Общение с дочерью – фрагментарное, словно склеенное из дежурных фраз.

Но всё это время в ней жило ощущение, будто кто-то другой – другая Светлана – живёт внутри неё. И наблюдает. Иногда даже дышит за неё.

"А если я – не совсем я? Или… я, но уже не та?"

Эта мысль появлялась не сразу. Сначала было только странное чувство, что её тело стало шире, глубже, как будто изнутри к нему присоединился ещё кто-то. Не чужой – нет. Но и не знакомый. Как тень от лампы, которую ты никогда не включал, но которая вдруг загорелась сама.

Каждый вечер, когда дом стихал, она садилась в кресло, поджимала ноги, укутывалась в плед и ощущала… пульсацию. Где-то глубоко внутри. Словно сердце её вспоминало другую ритмику, другой мир. Как будто оно когда-то билось в другом теле, под другим небом.

"Сон?.. Галлюцинация?.. Или – отпечаток? Память не этой жизни?"

Она боялась спросить себя вслух. Потому что знала – ответ уже есть. Просто он живёт не словами, а образами. Каждую ночь ей снилась клубника. Ягоды – влажные, тяжёлые, алые до нереальности. Сливки. Хрустальное блюдо. Губы. Ткань. Смерть.

Светлана просыпалась в поту. Иногда с плачем. Иногда – с ощущением, что держит что-то в ладонях, чего не может отпустить . И вот однажды, стоя у прилавка в магазине, она увидела её – клубнику. Спелая, сочная, лежала в лотках, источая сладковато-травяной аромат детства и… чего-то другого. Запретного. Опасного. Внутри сжалось. Она уже хотела отвернуться, пройти мимо. Аллергия – она же настоящая. Она же была всегда. Она же…

Нет. Что-то внутри неё – уверенное, взрослое, древнее – сказало:

"Попробуй. Уже можно."

Она замерла. Потом – протянула руку. Лоток оказался холодным. Пах сильнее. И всё же она положила его в корзину. Дома, промывая ягоды, она прислушивалась к телу. Оно молчало. Никакого жжения в горле. Ни капли зуда. Даже дыхание – лёгкое, как после грозы. Она вспоминала детство. Как мама убирала клубнику с её тарелки, как в школе ей подносили салфетку к носу, когда от запаха сыпались чихи один за другим.

А теперь – ничего.

"Что изменилось? Это… магия? Или моё тело вспомнило, что в какой-то другой жизни я не боялась её" Она не знала. Но в ту ночь она варила варенье. Варенье – как ритуал. Как алхимия. Как способ пережечь свои страхи. Осторожно. Медленно. Осознанно. Ни одной капли на коже. Ни одного необдуманного движения. В её пальцах была точность, как будто она управляла не варкой – а судьбой.