Она подошла к большому блюду, усыпанному клубникой, покрытой пышной шапкой сливок. Рука её дрожала – и всё же послушно открыла флакон, высыпала содержимое на ягоды. Смешала осторожно, с точностью врача. Её дыхание участилось, но взгляд оставался твёрдым.

Это блюдо предназначалось ему. Ей это было известно, так же чётко, как собственное имя.

– Пусть вкус будет последним, что он запомнит, – прошептала она, и в этот момент в комнату вошёл паж.

Мальчик на мгновение взглянул на неё, но ничего не заподозрил – лишь почтительно склонился и взял нужный поднос. Её сердце ёкнуло, но было уже поздно. Паж исчез за дверью.

Светлана бросилась обратно к занавесу и вновь заглянула в зал. Её глаза искали… нашли.

Господин – всё такой же, самодовольный, обворожительный, – уже держал в пальцах ягоду, нежно обмакнутую в сливки. Его будущая жена, смеясь, подбежала к нему взяла ещё одну, приговаривая:

– Ты – мне, я – тебе. Навсегда!

И они одновременно съели по клубнике, глядя друг другу в глаза.

Прошло всего несколько секунд.

Он вдруг замер. Девушка пошатнулась. Они одновременно схватились за горло. Сначала – лёгкое удивление, затем – паника в глазах, судорожные вдохи. Оба начали задыхаться, хватаясь за воздух, как рыбы, выброшенные на берег. Он упал первым. Она – следом, разметавшись на мраморном полу, как сломанная кукла.

В зале сначала была тишина. Ошеломление. Затем – дикий вопль. Крики. Звон разбивающегося стекла. Женский визг. Кто-то закричал:

– Яд!

– Позовите лекаря!

– Они умирают!

– Спасите!!!

Но Света больше не смотрела.

Словно очнувшись от наваждения, она выпрямилась. Всё её тело было как натянутая струна. Она бросилась в сторону своей комнаты, где в колыбели под бархатным покрывалом спала девочка. Секунды – чтобы накинуть на себя чёрный плащ фрейлины, прижать ребёнка к груди, замотать одеялом.

Слёзы текли по щекам. Но внутри уже пульсировала одна-единственная мысль:

Бежать.

Она знала тайные ходы. Подняв полу ковра, отыскала люк, ведущий в служебный тоннель, в котором пахло сыростью, плесенью и страхом. Сзади – крики, паника, шаги, шум, как будто рушился сам замок. Она слышала всё – даже через каменные стены .Но не оглядывалась. Светлана неслась сквозь сумрак, сжимая в руках спеленатую кроху, с которой теперь была связана неведомой силой. Она не знала, куда ведёт путь, но знала: назад дороги нет.

ГЛАВА 3. Однажды преступив черту…

Она бежала.

По коридору, по мрамору, по воспоминаниям. Коленями выбивая несуществующий ритм паники, пятками отстукивая зов свободы. Её дыхание – как горячий пар, разрывающий грудную клетку. Сердце колотилось с такой силой, будто хотело вырваться наружу.

И вдруг – тишина.

Светлана резко открыла глаза.

Она всё ещё сидела в кресле. Тело взмокло от пота, руки цеплялись за подлокотники, будто вырезанные из дерева. Ноги дрожали, как после долгого марафона. Спина гудела от напряжения. В висках пульсировало, в груди – щемящая, неясная боль. Казалось, ещё немного – и она рассыплется, как пепел после обряда.

Никто из гостей не обращал на неё внимания. Они всё ещё сидели в полумраке, кто-то шептался, кто-то тяжело дышал – каждый был в своей истории, в своём мире. В этот момент к ней подошёл мастер. Высокий, с тонкими чертами, как у старинных икон, он склонился к Светлане.

Его глаза были темны, но в них сверкало нечто непостижимое, как отражение далёких миров.

– Это ещё только начало твоей истории, – сказал он негромко, но его голос прозвучал в ней, как удар гонга.

Он протянул маленький лоскут ткани. Потускневший, с вышитыми, почти стёртыми узорами, пахнущий дымом и клубникой. Светлана, не осознавая, зачем, машинально взяла его и спрятала в карман.