– Маргарита Михайловна не могла ничего видеть, – оглядывая стынущее в сумраке пространство зала, нехотя поделился со мной худрук, – по той простой причине, что в восьмидесятых она пережила страшную аварию. В машине разбилась вся ее семья: родители и сын. Сама получила сотрясение, долго находилась в реанимации. Года через два значительно ухудшилось зрение. Об инвалидности речи не шло, но тем не легче. Она до сих пор весну с осенью путает. Ей вместо опадающих листьев часто бабочки мерещатся. Ей вообще многое мерещится… Но очки носить стеснялась, пока Григорий Саныч в девяностые не привез ей линзы из Швейцарии. Театр в лице Кармашика сильно помогал ей. У него было редкое чувство – милость к падшим. Более честного человека в общественно-социальных делах, чем он, я не встречал. И вопрос об ее увольнении никогда не стоял. Хотя она своеобразная дама, мягко скажем… Когда Маргарита Михайловна в очередной раз теряет свои линзы, мы ей текст чуть ли не семьдесят вторым кеглем распечатываем. Правда, память у нее отличная, свои роли знает. Не прима, но старейшая актриса нашего театра. Задействована во всех детских постановках, играет ведьму в «Макбете»… Она говорила вам, что играла у Рязанова? Я несколько раз пытался выяснить, где именно… С лупой при стоп-кадре, но увы…

Понимаете, театр сам выбирает себе персонажей. Многие приходят сюда, и многие остаются. И многие никем не становятся. Вернее, становятся – сороковой тенью от пятидесятого софита. Я называю это стоянием у воды. А чтобы запомниться, чтобы их заметили, начинают говорить и делать лишнее. Завидуют и сплетничают. Идут на подлости. И все напрасно. Потому что не понимают своего места. Пространство их не принимает, в этом и заключается их бездарность. А талант заключается в везении и в том, чтобы вовремя понять свое призвание. Если поймаешь импульс пространства, оно проведет тебя по всем топям, а если не пойдешь по ним, значит, ваши пути разойдутся, и тебя выгонят. Практический, жесткий договор. Вы же понимаете, сколь угодно можно быть одаренным, но успешно работают самые удачливые, самые подвижные, самые открытые счастью. Я говорю не только о театре или кино. Я говорю обо всем. В театре много жестокого, а в жизни и того больше. Знаете, человеческие пороки везде: и в школе, и в редакции, и где-нибудь на производстве, но в театре они особенно на виду…

– Не скажите, в полиции бездарей мало, но расставлены они так удачно, что встречаются на каждом шагу.

– В театре они особенно обнажены, потому что здесь идет постоянная борьба за роли. Там, где есть конкурентная среда, дружбы быть не может. Конкурировать придется с лучшими друзьями, и не у всех получится остаться таковыми. Все актеры жутко ревнивы друг к другу. Дружба возможна либо между артистами разных поколений, либо когда интересы не пересекаются. Как у нас с Григорием Санычем. Если он видел талантливого человека, то брался за него и отдавал ему все. Помню, как впервые пришел к нему в этот зал. Мы поговорили, и он пригласил меня посидеть на его репетиции. Во-о-он на том месте, – и показал на седьмой ряд, – место № 13, – кажется, это кресло до сих пор вбирает в себя все, что театр пережил и еще переживет. Все вокруг охвачено магнитным полем. Это средоточие всех наших кроветворных витальных ощущений…