океана, остров трёх отшельников изобиловал лиственными деревьями, своим

видом так разительно походившими на леса в наших родных землях, коих я уже

тогда не видал довольно долго.

Возможно, тому виной волнение, закравшееся в сердце моё, сиюминутная

слабость, но почудилось мне, будто и ветерок заиграл вблизи острова

знакомыми ароматами весеннего леса. Я, как слуга Господа, не позволил

иллюзиям укорениться в моём сердце! Отогнав прочь это смятение, я поспешил

распорядиться подать мне лодку. Навалившись на вёсла, я правил к берегу, глядя, как уменьшается наше судно по мере моего отдаления.

Высадившись на берег, я ещё какое-то время дивился тамошней природе, после чего уверенно зашагал вглубь небольшого острова. Идти было совсем

несложно, поскольку прямо с берега, как только пляж соприкасался с

тополиной рощей, начиналась хорошо видимая, вытоптанная за много лет

тропа. Мне было ясно, что этой тропой местные отшельники передвигаются, и

моя навигация будет не особо сложной.

На моём пути через лес, который вовсе не был тёмным, разве что уютная

тень даровала прохладу и защиту от высоко стоявшего солнца, я увидел ещё

больше свидетельств жизни местных старцев. Видел я тут и там установленные

устройства для сбора древесного сока. Миновал сложенное из камней кольцо

колодца, откуда отшельники добывали питьевую воду. Вскоре я вышел на

поляну, на которой отдельные клочки земли были организованы в подобие гряд, на которых произрастали культивируемые растения, что указывало на сельское

хозяйство. По всем известным мне признакам, животные тоже водились на

острове, но совершенно не в том изобилии, что на Новой Гвинее.

Вскоре, однако, мне сделалось тревожно, когда я обнаружил возведённые

из стволов деревьев идолы, истуканы, покрытые руническим письмом, что

подтверждало слова Якова о языческом характере уклада отшельников.

Похожие объекты местного культа я увидел и в камне, когда проходил мимо

небольшой скальной гряды. Всякий раз, сталкиваясь с руническим письмом, я

крестился и вспоминал имя Господа, что придавало мне решимости.

При себе я нёс крест и Библию – как символы и инструменты промысла

Божьего, а также Беретту-92 (Beretta-92), позаимствованную с разрешения

капитана, – как инструмент мирской, на самый крайний случай.

Скоро я заметил, что лес стал редеть, и впереди появился просвет, а до

меня вновь стали доноситься порывы ветра, несущие привкус воды и соли.

Криво-косо сколоченная изба лишь на одну треть возвышалась над

рубиново-зелёным ковром из трав, остальные две трети убогого

сооружения уходили глубоко под землю. Вход в хибару был сильно

вытоптан, и лишь тонкая, сплетённая из прутьев дверь отделяла внешний

мир от мира, в котором, судя по всему, и обитали отшельники.

Признаюсь, при виде этого сооружения я вовсе не испытал ни малейшего

желания пробраться внутрь, явив себя гостем незваным. Напротив, я хотел, чтобы старцы явились ко мне сами, предстали передо мной при свете дня, на

открытом пространстве. Посему я громко оповестил о своём прибытии, прокричав, что призываю обитателей сего жилища выйти и встретить гостя. Но

ответа не последовало, вынуждая меня вновь и вновь кричать. В какой-то

момент мне показалось, будто голос мой уподобляется рёву зверя, что совсем не

к лицу истинному слуге Божьему. Тогда я переступил через несвойственную

мне брезгливость и спустился к двери. С силой постучал, но хлипкая плетёнка

едва не провалилась внутрь. Я понял, что внутри этого жилища царит

полнейшее запустение, и если в нём когда-либо и жили эти мифические старцы-

отшельники, ныне, судя по всему, они давно своё жилище покинули.