Существовало лишь одно незначительное условие, некое подзаконное или приказное требование для устройства на работу. Чтобы начать преподавать в высшем учебном заведении, надо обязательно проверить здоровье, подтвердить, так сказать, соответствие физического состояния умственному развитию. Процедура была простой, немудрёной и хорошо известной ещё с советских времён. Только справку из кожно-венерического диспансера радостно и многозначительно заменила бумажка того же неповзрослевшего формата из наркологического. Остальное всё было по-старому: подтверждение о том, что не состоишь на учёте как торчок и как псих, флюорография, анализы крови, мочи и ещё одного, о котором всем неловко говорить, кроме врачей и рассерженных на что-то или чаще на кого-то людей при личном общении, посещение ряда указанных (но непонятно, по какому принципу) специалистов. Ничего сложного вообще. Всё это можно было сделать за один день, и уже на второй – получить требуемое медицинское заключение о пресловутой годности.

Вениамин Ростиславович так и решил: всё сделать за один день. Этим днём оказывался четверг, «мятежный пасынок недели», которому предстояло реализовать его нехитро составленный по содержанию план. С утра рентген, анализы и специалисты в институтской поликлинике, затем переезд на другой конец города в наркологический диспансер по месту прописки, а ближе к вечеру самое простое мероприятие, как казалось, посещение психоневрологического диспансера. В середине пятничного дня получить результаты анализов и со всеми этими справками-направками-отправками прибыть к терапевту за итоговым пропускным документом, а уже с ним после входных, в понедельник, – в отдел кадров.

В поликлинике на следующее утро не было никаких проблем. Кое-где пришлось немного посидеть со студентами в очереди, но не так долго. Как и предполагалось, к часу дня Вениамин Ростиславович радостно закончил, как ему виделось, самое сложное и хлопотное. Бегать с этажа на этаж и занимать очередь в несколько кабинетах одновременно – это, конечно, хлопотно, но выполнимо при всех имеющихся трудностях. Главное, что всё зависело от него самого, главное, чтобы правильно всё рассчитать, а именно это он делал идеально, что и произошло: неприятных накладок практически не случилось, так – что-то по мелочи, не очень существенно.

Перекусив на скорую руку в ближайшем всепогодном и везде маячившемся «ресторане» быстрого питания, чтобы не тратить драгоценное время, Вениамин Ростиславович отправился доказывать, что он не опущенный наркоман. Автобус, метро, маршрутка – городской набор для старых, отдалённых, промышленных, а теперь новых, приближенных, спальных районов, и часа три спустя он сидел с тончайшим и почти прозрачным талончиком, напоминающим по ощущениям дешёвую однослойную туалетную бумажку, на приём к суровому, но объективному наркологу. Очередь была, но не критическая. Где-то минут через двадцать его пригласили в кабинет. Видавший всяких и всякое немолодой нарколог занимал просторное помещение, в котором умещались не только два немаленьких письменных стола, но ещё и три вместительных шкафа. Створки были закрыты, но можно было предположить, что в них хранились дела тех, кто состоял на невоеннообязанном учёте и не по своей доброй воле.

Вениамин Ростиславович специально для данного случая надел с утра футболку с воротничком и с очень короткими рукавами, благо тёплая погода бабьего лета позволяла, чтобы сразу показать врачу отсутствие даже намёка на применение природных или синтетических наркотиков. Хранитель шкафных душ этот жест оценил, время не тянул, был лаконичен, задал всего несколько дежурных вопросов, смотря пристально в глаза, и, не найдя там никаких увеличенных характерных признаков, принялся усердно, сжав пересохшие губы, словно школьник во время контрольной по плохо усвояемому русскому языку, заполнять справку. У него это, слава богу, получилось, но не так скоро, как хотелось.