Его прежняя академическая работа пришлась как раз на тот исторический разлом, после которого страна, массово увлекая с собой, словно убыстряющаяся лавина, порядки, традиции, мораль, заслуги, реноме, привычки и самих людей, устремилась туда, откуда всё когда-то и вышло – в небытие первозданного хаоса, только теперь, чтобы сполна отведать «хаоса пьяную, мутную брагу». Вениамин Ростиславович вдруг осознал, что и он, пусть с задержкой на пару с лишним десятилетий, как затяжной прыжок с парашютом из района какой-нибудь тройной системы альфы Центавра, но с фатальной неизбежностью приземления добрался до него, правда «изрядно общипанный, но не побеждённый». Когда к человеку элементарно утрачивается чувство благодарности за сделанное от чистого сердца добро, немедленно приходит, как бестолковая нагрузка в нужном позарез наборе к празднику, тень забытого дочерями умирающего отца Горио.

Нет, это была не заурядная непрожёванная обида на бедных людей, которые, как с определённых событий из описанного прошлого человечества хорошо известно, «не ведают, что творят» (Евангелие от Луки, гл. 23, ст. 34). Он никоим образом не рассматривал себя никогда освещённой и сверкающей горной возвышенностью над стелющейся туманной равниной, не страдал одиночеством своего интеллектуального превосходства – он просто вообще никогда ни на кого не обижался в принципе, ещё с обидчивой для большинства юности. Любая обида, по его мнению, была уделом слабых и глупых. К таковым он себя, очевидно же, не относил. Слабым и глупым приходится довольствоваться только тем исходным положением, которое им определено другими: сильными и умными. Вениамин Ростиславович привык формировать свою объективную реальность самостоятельно, не приспосабливаться, не подстраиваться под движущийся поток. Так люди водят машины в больших и густонаселённых ими городах. Большинство тех, кто садится за руль, ориентируются на окружающих водителей, меньшинство сами создают сиюминутную ситуацию на дороге вокруг себя и для себя. Но и они, эти созидатели, оказываются бессильными и ненужными, когда автомобили встают в многокилометровых пробках. Будь ты болидным асом пилотирования, хоть Сенной с Простом в одном лице, но в подобной ситуации твоя инициатива приведёт лишь к столкновениям с вставшими вплотную рядом с тобой намертво ворчливо пыхтящими машинами. Пустопорожне биться в крылья, царапаться бампером, расталкивать передом, да даже задом, он не был воспитан, это противоречило его уравновешенному характеру. Здесь не было важности дела – была пустая обида долгого безрезультатного простоя.

Он просто делал для себя глубокомысленные выводы и исправлял собственные ошибки просторной наивности и неопалимой доверчивости. Он был по характеру тем самым целеустремлённым Робеспьером, который всю жизнь упорно боролся за торжество постоянно неуловимой справедливости. Он был крайне, возможно даже чересчур, гордым человеком и категорически не захотел, чтобы и дальше его умелыми руками бесчестные и никчёмные чиновники могли жар загребать по-русски или «tirer marrons du feu» по-французски для личного обогащения. Имел же он на [40]это моральное право, нет? Сколько раз его упрекали за эту зряшную на первый взгляд гордость – качество, которое не приносило ничего, кроме постоянных проблем для него самого, да и не счесть. Другой бы, когда его «мокрой тряпкой по роже», отступился ради лакированной карьеры, неправдоподобной по заслугам премии, да просто ради сохранения высокой заработной платы в трудных экономических условиях перетерпел, смирился, обрёл заповедный конформизм, но только не Вениамин Ростиславович. Гордость настоящего человека ведь не переводится ни в какую другую осязаемую валюту в прилипших к торговым центрам, словно кровососущие паразиты, обменных пунктах; исходя из маркетинговой конъюнктуры, стоимости человека на рынке, она не конвертируется, у неё нет золотого эквивалента, она «деревянная», никому не нужная, отдельно расположенное слово из всезнающего словаря Даля. Пробовали на неё купить хотя бы полкило солёных огурцов из бочки в данный момент на Даниловском или в прошлом на Минаевском? Не спешите одеваться и выходить за покупками с дежурной авоськой, не стоит и напрягаться, ничего не получится, не будите летаргическую гордость, смотрите телевизор и дальше, звук только убавьте.