Первая жизнь. Не так страшен черт, как его малюют

Амели совершенно не помнила дороги, которой ее вела старуха. Последнее, что было в ее маленькой головке – со скрипом закрывшаяся дверь дома ее детства. А потом лишь какой-то туман, сквозь который периодически угадывались очертания знакомых шпилей, улиц и городских ворот, за которыми начинался лес, куда и направилась старуха. Сперва ноги девочки в дырявой обувке ощущали ровную тропку, привычную местным, ходящим сюда за хворостом, да ягодами. Но вскоре путь стал неровным, и она то и дело спотыкалась. Все это время старуха крепко держала ее за руку и не отпускала ни на секунду, словно боясь, что девочка сбежит. Впрочем, ее опасения были совершенно напрасными – Амели брела в самом густом тумане в своей жизни и ощущала, что он полностью заполняет ее изнутри. Картинка немного прояснилась, лишь когда старуха устало произнесла:

– Пришли. Заходи, теперь это и твой дом.

Девочка моргнула, прогоняя тяжелый морок, и отчетливо увидела довольно справный домик под огромным раскидистыми деревом. У него было широкое крыльцо и большие окна, приветливо «глазеющие» на Амели. Она не знала, откуда в голову закралось такое сравнение, но невольно вздрогнула, ступив на первую ступень.

– Заходи, заходи, – поторопила старуха, но в ее голосе девочка не ощутила привычной для отца и матери злобы. Наоборот, что-то в интонациях ее спутницы навевало мысли о вкусном ужине, теплом очаге и мелодичной колыбельной. Она снова моргнула и уверенно переступила порог, решив для себя оглядеться, а потом найти способ сбежать к родителям. Словно услышав ее мысли, старуха остановилась, вздохнула и поманила ее к себе.

– Слушай меня, дитя, – ее некогда красивое лицо склонилось к Амели так близко, что можно было разглядеть каждую точечку и морщинку на удивительно ухоженной коже. Она была такого необычного цвета, что девочка не удержалась и дотронулась пальцами до щеки старухи, оказавшейся на ощупь просто бархатной, что вызвало у ребенка глубокое потрясение – кожа матери напоминала задубевшую кору дерева, растущего в их дворе. Иного Амели и не помнила, а тут… старуха и вдруг такая странность.

– Мягкая, – прошептала она.

– Ох, ты, горюшко, – покачала головой старуха и протянула руку, чтобы погладить девочку по голове, но та невольно сжалась, готовясь к привычному тумаку, и зажмурилась. – Надо же, как тебя…

Ожидание тычка затянулось и Амели в конце концов с опаской приоткрыла один глаз. Старуха так и стояла, опустив руки и смотря на нее со странным выражением, в которым угадывалась жалость и что-то еще… пока неразличимое для ребенка, растерянно наблюдающего, как ее хозяйка развернулась и медленно потопала к глубокому креслу у горящего очага. Она опустилась в него, с наслаждением вытянула ноги к огню и поманила Амели к себе.

– Послушай меня, кроха, и запомни на всю жизнь. Я тебя выкупила у тех, кому ты не нужна, даром, что привели тебя в этот мир. Твоя судьба с ними будет печальнее, чем ты способна осознать. Но назначено тебе иное, и я это отчетливо увидела, когда зашла в ваш дом. Я научу тебя всему, что знаю, но держать силой не стану. Хочешь бежать? Уходи прямо сейчас. Я сделала все, как нужно. С меня спроса нет. Остальное – в твоих руках.

Сказав все, что хотела, она отвернулась от девочки и протянула к огню немного озябшие руки. Амели смотрела на нее во все глаза, не понимая, что здесь происходит. За нее заплатили золотом, и все же она свободна? При этой мысли по сердцу разлилась беспокойная, словно весенний ручей, радость и в тот же момент пришло осознание – она не хочет назад. Там нет свободы!