— Простите, госпожа Садья, мне надо поговорить с господином Тейсом. — Начальник тюрьмы поднялся со своего места, подошел к темноволосому, встал так, чтобы загородить меня, и добавил с нажимом: — Наедине.

Я расслышала тяжелый вздох Эдверега, а после и он оказался на ногах. Оба мужчины вышли, закрыв за собой дверь.

Оставшись одна, я простонала в голос, опустила плечи, позволяя себе сгорбиться. А то сидела все это время так, словно швабру проглотила, в напряжении, на вытяжке. Еще и за голову схватилась.

— Это сон! — попыталась убедить себя я. — Сперва показалось, что кошмар, а теперь уже и не знаю…

Взяла и ущипнула руку, решив, что просыпаться в любом случае надо.

— Не помогло! — констатировала я, пялясь на стол, за которым сидел Ллойс. — Только синяк себе обеспечила.

Нервно притопывая, помедлила еще секунд пять.

— Не проснулась, — буркнула себе под нос. — Тогда план «Б».

Паном «Б» был побег. Сунулась к окну, взялась за ручку, пытаясь открыть. С первой попытки не вышло. Рванула сильнее, подергала, рыча и неприлично ругаясь. Без толку. Перебежала, попытала счастье со вторым окнонцем, что было в кабинете Ллойса. Те же грабли, вид сбоку. Схватилась было за кресло, хотела швырнуть его, чтобы разбить стекло, но передумала. А вдруг услышат? Далеко ли ушли-то мужчины? Да и что мне даст уничтожение стекла? На парапет полезу? А дальше-то что?

Оставив предмет мебели, ощущая, как колотится сердце, подобрав непривычно длинную юбку, я прокралась к двери. Медленно и очень осторожно нажала на ручку.

«Щелк!» — коротко и тихо цокнул язычок, отскакивая и намекая, что меня не заперли. Ощущая себя сапером, у которого одно неверное движение – и сразу смерть, потянула на себя, приоткрывая дверное полотно. Чуть-чуть, чтобы только щелочка…

— Ты же говорил, что завязал с этим! — тут же проник в помещение отсекаемый до этого дверью голос Ллойса. — Опять? Ты восемь лет на это убил! Семь браков! Состояние по миру пустил! Оставь уже!

— Это приказ? — поинтересовался Тейс, и в голосе его было столько льда, сколько во всем Северном Ледовитом не наберется.

— Дружеский совет, — ответил Ллойс.

— Ну тогда я тебе, как другу, говорю, что возьму эту девицу в жены, — заявил Эдверег. — Уверен, она не так глупа, чтобы отказаться.

— Да, она, вероятно, понимает, что согласиться на твое предложение — это единственный выход. Иначе или опекун, который, как мы оба поняли, ясно что с ней сделает, — вздохнул Ллойс. — Или рудник. Там мало того, что желающих сделать с ней то же самое будет столько, что на полк наберется, так еще и условия таковы, что она даже до первого судебного заседания по своему делу не доживет… Скорей бы уже приняли этот закон об эмансипации женщин. Уверен, нашлась бы подруга, которая взяла бы ее на поруки. А так… Как только угораздило ее?..

Что? Я попала в девушку, которая мало того, что убила кого-то, так еще и вот-вот окажется на каторге? Не в камере, не в суде, а на рудниках? Мама моя, верни меня обратно! В оригинале этой присказки, конечно, «роди», но мне сейчас «верни» больше подходит! Пусть я буду не такой юной девушкой, а чуточку стареющей дамой, но зато без кирки в руках!

— Вот видишь, я ее выручаю! — заявил Тейс и, судя по звуку, хлопнул начальника тюрьмы по плечу. — И даже обещаю тебе, что буду очень нежен в нашу с ней первую брачную ночь. Хочешь понаблюдать?

Ах ты ж, паршивец желтоглазый! Вот до этих слов я, может быть, и не против была ему дать… То есть отдать. Руку и сердце. Но теперь…

— Кукиш тебе, а не брачная ночь, Эдверег Губораскатавший! — прорычала я тихо. — Не пойдет за тебя госпожа Садья. То есть я не пойду…