Оторвавшись от отражавшейся в стекле незнакомки, я постаралась различить, что там за окном. А главное, высоко ли. А то мне бы сбежать, но дверь господин начальник тюрьмы запер. Может быть, через окно выйдет?

— У нее есть родственник, — снова возразил Ллойс.

— Ты о том борове из камеры? — Эдверег вскинул бровь, многозначительно посмотрел на своего товарища, а затем повернулся ко мне.

— Госпожа… эм…

— Садья, Тасия Садья, — подсказал ему господин начальник. — Во имя Вассары, даже имени не знаешь, а замыслил такое…

Ллойс явно хотел продолжить в нравоучительном тоне, но брюнет остановил его, подняв руку.

— Госпожа Садья, — произнес он, сверля меня взглядом на меня, и было в этом что-то такое изучающее, пытливое до чрезмерности. — Желаете выйти из тюрьмы?

«А можно?!» — хотелось воскликнуть мне, но, хотя я и пребывала в шоке, а возможно, и в состоянии отрицания происходящего, ибо уж больно оно было нереалистичным, сдержалась. Спокойствие, держим лицо, дышим.

— А вы видели желающих в ней оставаться? — уклончиво отозвалась я, пытаясь смириться с тем, что мой голос теперь звучит иначе.

— Будем считать, что это значит «да», — усмехнулся Эдверег. — Согласны выйти под поручительство своего родственника?

— Того, которого вы пинали в живот, воплощая мою сокровенную мечту? — уточнила я.

Кажется, формулировка вопроса Эдверегу понравилась. Он обернулся к другу и, улыбаясь, спросил:

— И ты еще интересуешься, зачем мне оно надо? Особа с таким острым языком и руками, обагренными кровью… М-м-м… Многообещающе!

— Ой, не перегибай! — отмахнулся от него Ллойс.

О, кажется, мой спаситель хоть и красив, но с отклонениями. Там, похоже, в голове не рыжие таракашки, наподобие тех, что в студенческой общаге во времена моей молодости жили, и даже не их дальние мадагаскарские родственники. Там что-то посерьезнее обитает. Но тем не менее…

— Его поручительство предполагает нашу встречу? — спросила я.

— О, не только встречу, но и совместное проживание до вынесения вам приговора, — пояснил Эдверег.

— Нет! — тут же выпалила я, а подумав еще секунду, добавила: — А также я хотела бы просить о переводе в другую тюрьму, потому как в этой, как показала практика, не могут обеспечить мою безопасность и неприкосновенность до оглашения вердикта суда!

Ллойс, обладатель бледной кожи и светлых волос, весь покраснел, услышав это мое дополнение, явно хотел возмутиться, но брюнет снова не дал ему вставить слово. Он громко хлопнул в ладоши и потер их.

— Тогда на поруки госпожу Садья возьму я! — заявил он, глядя на начальника тюрьмы.

Тот только вздохнул тяжело, откинулся на спинку кресла и махнул рукой, мол, давай действуй. А потом оба посмотрели на меня.

— Я что-то должна сделать? — поспешно спросила я. Еще бы! Выйти из тюрьмы — это лучший вариант. Эдверег, конечно, мутный какой-то, странный, но точно лучше жирдяя дядюшки, весьма недвусмысленно обозначавшего свои намерения.

— Да, должны, госпожа Садья, — вздохнул Ллойс.

— И что же? — уточнила я.

— Сущую мелочь, — ответил Эдверег. — Просто… Выходите за меня замуж.

4. Глава 4

Сидела молча, глядела на желтоглазого. Хлопала ресницами. А потому что не способна была поверить в то, что услышала. Я в своем мире почти полвека прожила и ни разу предложения выйти замуж не получала, а тут с полчаса в общей сложности проваландалась — и на тебе: «Выходите за меня замуж!»

— Что? — выдохнула я, вскидывая брови.

— Выходите за меня, госпожа Садья, — ухмыляясь, повторил свое предложение Эдверег.

И ни смущения, ни решительности, ни одной из крайностей чувств, которые, по моему представлению, может испытывать мужчина в подобной ситуации, не отразилось на его лице. Только интерес. Будто бы я подопытная мышь, а он только что дал мне экспериментальное лекарство и наблюдает: помру или нет? И если помру, то в муках или все же обойдется легкими конвульсиями.