— Она выросла там под действием монеты, что ему этот дал! — встряла я и указала на толстяка, что по-прежнему сидел в ногах у начальника тюрьмы (фу, пресмыкающееся!).

— Бер-р-р-рает! — прорычал Ллойс на своего подчиненного, и глаза его тоже загорелись, только холодновато-белым сиянием. У них у всех здесь диодная подсветка в глазах, что ли? Ужас!

— Господин начальник, качарская колдунья попутала! Простите Вассары ради! — залепетал служивый и тоже плюхнулся на колени, прямо рядом с «дядюшкой».

Мой спаситель вздохнул, провел машинальным движением по шее и тут же напрягся. Его взгляд заметался по камере, явно что-то разыскивая. Не надо было быть большого ума, чтобы не сложить эти два и два.

— Оно у меня, — произнесла я и протянула в сторону брюнета раскрытую ладонь, на которой лежала сфера.

Цепкий взгляд мужчины упал на светящийся шарик, и он тут же оказался рядом, немилостиво пихнул двоих, что притихли у наших с Ллойсом ног, да так, что они, будто мешки, завалились друг на друга. Шарик пару раз мигнул и погас. Желтый взгляд незнакомца-спасителя вцепился в мое лицо. Жутковато он смотрел, надо сказать. Странный какой-то. Красивый, мужественный, но с таким быть – что по лезвию бритвы ходить. Опасный, сразу видно.

— Ллойс, дружище, — произнес этот брюнет, забирая у меня с ладони свой шарик. — А знаешь что… Отдай-ка эту девицу мне.

Что? Отдай? Меня? Я вам вещь какая-то, что ли? Совсем уже…

3. Глава 3

Кабинет начальника тюрьмы Ллойса. Я в кресле у окна. За ним темнота, а следовательно, в стекле мое чуть размытое отражение. И оно не мое. Мутный образ демонстрирует мне молодую девушку, лет эдак на двадцать младше меня! Незнакомка наклоняет голову, когда это делаю я, морщит курносый носик, если морщу я, касается длинными тонкими пальцами светлых волос, если их касаюсь я. Бог мой, да она мне даже язык показала, когда я сделала это, чтобы уж наверняка убедиться: не совпадение. Это я отражаюсь, совсем другая я. Конечно, еще в камере стало очевидно: что-то не так. Для сна слишком реалистично, для реальности слишком невозможно. Но… Теперь, взирая на свое-чужое отражение, не могла не признать: я в чужом мире, в чужом теле. Еще и в тюрьме. Обвиняюсь в убийстве. Аж в горле пересохло от таких вводных, и промочить его мне, непьющей, захотелось чем-то крепким до безобразия.

Как? Как я тут очутилась? Почему я? Не имею ни малейшего представления. Рада ли? Скинуть пару десятков лет и столько же килограмм — дело приятное, а вот стать обвиняемой в убийстве, о судьбе которой сейчас спорят два абсолютно незнакомых мужика, — ничуть!

— Ну а что? — Брюнет сидел напротив начальника тюрьмы Ллойса в расслабленной позе и крутил в пальцах тот самый шарик, а заодно пытался выторговать меня. — Она хорошенькая…

— Это же не повод, Эдверег! — противился его оппонент. Тот-то как раз был напряжен, то наваливался на стол, то откидывался назад, не мог найти себе место. — К тому же в восьмой раз! Серьезно?

— В первые семь все прошло хорошо, — хмыкнул мужчина, чье имя я наконец узнала.

Эдверег… Прямо пахнуло чем-то из скандинавских легенд, где хмурые мужчины с топорами мечтают погибнуть в бою, чтобы оказаться в Вальхалле. Правда, обладатель бархатного голоса на викинга не тянул. Слишком гладко выбрит. Широк, высок, но изящен. На военного похож, да, но, пожалуй, в отставке. Был у меня один знакомый, который из полковника во владельца охранной конторы переквалифицировался, то есть ушел с головой в бизнес. Так вот, едва уловимо, но я ощущала сходство. И что же господин Эдверег не-викинг задумал? Что сделал-то с упомянутыми семью прошлыми? Продал? На органы пустил? Что тут вообще с обвиняемыми в убийстве делают?