Александр Иваныч курил в форточку, сидя на пластиковом подоконнике, и его сигарета тлела быстро. О том, что он здесь курит, никому нельзя было рассказывать, но я никогда не подставлял близких, а тренер стал мне почти вторым отцом. Дым не мешал – он тонкой струйкой вылетал из форточки, а запах рассеялся по комнате и был еле заметен.

Близилась поездка в Будапешт. Александр Иваныч стал не только моим тренером, но и сопровождающим, и представителем – отец уже оформил все бумаги. Он никогда не летал со мной на турниры, и это радовало. Я никак не мог сосредоточиться на игре, если отец сверлил мою спину требовательным, хищным взглядом.

– В первом туре буду играть защиту Каро – Канн[13], – решительно сказал я.

– Не лучшая идея, – нахмурился тренер, затушив сигарету о подоконник. – Если ошибешься, то не разовьешь слонов. Потом увязнешь в миттельшпиле. Рискованно. Как насчет славянской защиты?[14]

Александр Иваныч обошел мой стол с шахматной доской и сел напротив. Он выставил в изначальную позицию все фигуры – и черные, и белые. Я поглядывал на него из-под отросшей русой челки и обкусывал кожицу возле ногтя на большом пальце. Сам ноготь я сгрыз почти до мяса.

– Смотри, даже если ты будешь играть черными… – Он быстро передвинул белую пешку на d5, а черную на с6. – Сможешь потом развить фигуры и занять центр. Славянская защита будет надежнее.

Он разыграл первый вариант развития партий – за ним я еще следил, а за вторым наблюдал так, из-под полуприкрытых глаз.

– Ты слушаешь?

– Я буду играть защиту Каро – Канн, – отмахнулся я небрежно.

Александр Иваныч свел брови к переносице и устало потер глаза.

– Хорошо, не хочешь славянскую защиту, как насчет сицилианской?[15] Это позволит тебе быстрее развить коня и завладеть центром, в отличие от…

– Каро – Канн поможет мне развить и коня, и слона! – перебил я. – Хочу играть этот дебют!

– Да что ж ты такой упрямый! – всплеснул руками Александр Иваныч. – Ты же понимаешь, что Каро – Канн твоя не самая сильная сторона! Если проиграешь первый тур, то вылетишь из международного турнира быстрее, чем я успею сказать «шах и мат»!

Тренер распалился до горячки. Он рукой случайно задел коня, и тот, звякнув, покатился по столу. Я успел его схватить прежде, чем тот грохнулся на пол. Жалко было бы разбить такую фигуру – из дорогого дерева, с красным фетровым основанием.

– Ладно, – согласился я. – Давайте так. Мы играем партию сейчас, и если я хорошо сыграю этот дебют, то мы оставим его. А если нет, то, так уж и быть, возьмем на вооружение «сицилианку».

Александр Иваныч фыркнул и сделал первый ход белой пешкой на е4, а я ответил ему черной на с6. Я раскачивался на деревянном стуле на хлипких ножках, отталкиваясь от пола и иногда придерживаясь пальцами за кромку стола.

– Сосредоточься! – рыкнул тренер, и я покорно сел ровно.

На пятом ходу я уже вывел двух коней, а Александр Иваныч развил обоих слонов. Под моим контролем находился центр, и я почувствовал, как у меня взмокла спина. Рубашка неприятно прилипла к тощим лопаткам, но это не помешало сосредоточиться: я уверенными движениями переставлял фигуры и с азартом хлопал по шахматным часам.

В миттельшпиле я занял свободные вертикали ладьями, сохранил слонов и шагнул конем на поле с3, одновременно напав на ладью и поставив королю шах.

Александр Иваныч вздохнул.

– Ладно, играй свою Каро – Канн.

Я расплылся в довольной улыбке.

– Еще партию?

Меня разбудили в шесть утра наглым постукиванием по деревянной двери моей комнаты. Я с трудом продрал глаза, закутавшись по самый нос в одеяло. За окном еще не рассвело, и в комнате повисла темень. На ощупь я стукнул по кнопке ночной лампы, и пространство озарил слабый свет.